Патология лжи

Я смотрю, как капля кисло-сладкого соуса падает на его открытые кожаные туфли. Он в смокинге. Я обмакиваю салфетку в свой мартини и пытаюсь оттереть этот «тест Рор-шаха» с его рубашки.

– Перестань. Сейчас же. – Дмитрий отводит мою руку. Он забирает у меня мартини и бросает вонтон в бокал.

– Чего ты хочешь, Дмитрий? Здесь посторонние.

– Тут скоро никого не останется, если ты будешь продолжать в таком духе, Глория.

Он загоняет меня все глубже в угол, заставляя чувствовать себя маленькой, точно фигурка на фотографии Херба Ритца.[31]

– Сэр Филип – не хренов гомосексуалист.

– И кто же такой сэр Филип?

– Сэр Филип – наш друг. Наш рекламодатель. Ему принадлежит алкогольная компания, которую ты сегодня с таким энтузиазмом поддерживаешь своим пьянством.

– Тогда зачем ты засунул в мой алкоголь вонтон? Если бы я была сэром Филипом, меня бы это куда сильнее оскорбило, чем прослыть…

– Ты оскорбляешь наших рекламодателей, Глория.

Дмитрий топает ногой. Осторожно перегнувшись через его живот, я добываю себе с подноса новую порцию выпивки.

– Ты оскорбляешь наших рекламодателей, и они уходят от нас.

– Дмитрий, у тебя галстук перекрутился, ты глупо выглядишь. – Я отпиваю из стакана, мне становится лучше, но этого недостаточно – с Дмитрием, его вонтоном и залитой соевым соусом рубашкой.

Подходит Рейк. Кладет руку на плечо Дмитрия. Ухмыляется.

– Могу я вклиниться?

– Мы с Глорией еще не закончили. Убирайся. Оставь нас.

Говоря, он размахивает бокалом мартини, вонтон вылетает из бокала и падает в джин сэра Филипа.

– Спасибо, но я уже поел.

Дмитрий ждет, когда Рейк уйдет.

– Тебе следует уволить его, Глория. Он не понимает, что не следует лезть в чужие дела.

– Дмитрий, Рейк просто проявляет дружелюбие. Тебе этого никогда не понять. Мы закончили? У тебя найдется кубинская сигара?

– Может, ты и права. Может, вместо этого мне нужно уволить тебя.

– Это почему?

– Ты так управляешь моим журналом, что я должен кого-то уволить. Я не могу поддерживать редакторский штат из семи человек теперь, когда продажи стали не больше, чем… твоя терпимость. А теперь ты еще и ФБР притащила на вечеринку. Если бы не ты, их бы тут не было, от них наши рекламодатели нервничают. Ты рушишь мое дело.

– Ты всегда все чертовски преувеличиваешь. Это становится утомительным. Почему ты не пристаешь к своим драгоценным рекламодателям?

– И что я, по-твоему, должен им сказать? Мы отпечатали пятьсот тысяч экземпляров, а продали только пятьдесят.

– Пятьдесят тысяч?

– Пятьдесят экземпляров. Теперь к тому же «7-11» отменили заказ на неопределенное время.

– Отменили?

– Пока точно не известно.

– Но из-за чего?

– Предприятию было нанесено словесное оскорбление. Они говорят, что главный редактор грубо и безответственно высказался по телефону.

Я пожимаю плечами:

– Ну и на хрен этого приказчика из «7-11».

– Ему принадлежат двадцать торговых предприятий в Калифорнии. Он играет в гольф с президентом компании.

– Ну так к черту «7-11». Меня никогда не интересовали эти любители распродаж, не могу вообразить их нашей целевой аудиторией.

– Это не шутки, Глория.

– В конце концов, это не у меня рубашка изукрашена соевым соусом.

– Перестань, мать твою, менять тему разговора. При Пи-Джее рекламодатели выпрашивали у нас сигнальные экземпляры «Портфолио», чтобы похвастаться друзьям. А теперь они даже не обращают внимания, кто у нас на обложке.

– Никто и не пытается недооценивать умственные способности американских рекламодателей. Если сомневаешься, вспомни Менкена.[32] И выпей еще мартини.

– Ты такая трогательная, Глория.

– Я не шестидесятилетний закоренелый холостяк. Я не такая толстая и лысая.

– Ты уволена, Глория.

– Нет, не уволена. – Я улыбаюсь.

– Что это значит? – Обескураженно.

– Я твой главный козырь. А теперь дай мне сигару.

– Посмотри на себя. – Он наступает на меня. Я отступаю – кошки-мышки. – Ты вихляешь своей задницей, точно весь мир принадлежит тебе. Ты ко всему относишься легкомысленно.

– И как именно положение моей задницы связано с моей компетентностью как редактора? Во всяком случае, я думала, все вокруг считают мою задницу собственностью компании.

Я кусаю оливку и чувствую, как обломок зубочистки застревает между зубами. Я роняю бокал с мартини на пол и отхожу. Тяжело.

– Или ты предпочел бы обменять ее на твердый член Пи-Джея?

– Я слишком многое тебе позволяю, Глория.

Дмитрий так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах.

– Я не буду задавать вопросов. Но теперь я буду следить за тобой. Следующий номер должен быть продан до последнего экземпляра. Мне плевать, что ты для этого сделаешь, – ты должна сотворить чудо. Или тебе придется задуматься о новой карьере.

Дмитрий смотрит на меня, и тут я понимаю, что он уже слишком пьян, чтобы продолжать беседу. Я шарю в его нагрудном кармане в поисках сигар – пусто. Я пинаю его по ноге и велю ему отодвинуться. Разворачиваю его в направлении бара.