Патология

«Пьяница и человек-невидимка. Вот вам и полиция во всей красе. Интересно, что об этом думает Айзек. Напишет ли об этом в своей диссертации? Может, упомянет и о ней?»

— К сожалению, — сказала она, — встречаются такие сотрудники, как Баллу и Мартинес. К счастью, их меньшинство.

«Маленькая мисс Защитница».

— Больше всего удивляет меня во всем этом то, что мистер Курт Добблер ни разу не подал на них жалобу. Все разочарование держал при себе.

Айзек положил нож и вилку.

— Зачем ему, если он не хотел раскрытия дела? Петра кивнула.

— Удивительно, — сказал он. — А я об этом и не подумал. Они снова принялись за еду.

— То замечание, что он сделал, — сказал Айзек, — будто он не помнит лица жены… Иногда личности в пограничных состояниях с трудом сохраняют в сознании облик близкого человека. За исключением случаев, когда те их предали. Когда это происходит, они становятся весьма эмоциональны.

— Если у жены на стороне роман, то это тоже предательство, — сказала Петра. — Это предположил Баллу, правда, я не уверена, следует ли обращать внимание на его высказывания.

Айзек кивнул.

— Что такое личности в пограничном состоянии? — спросила Петра.

— Это — психическое нарушение, при котором имеются проблемы идентификации и интимной жизни — трудности общения с другими людьми. Такие личности испытывают более высокий уровень депрессии, и они чаще совершают насилие. Женщины склонны наказывать самих себя, а мужчины могут впадать в агрессию.

— Они убивают своих жен?

— Специально я статистику не изучал, но это первое, что приходит на ум.

Петра слышала свой голос, словно со стороны.

— Добблер и в самом деле со странностями, однако проходит время, и потеря близкого человека воспринимается уже не так остро. Ты забываешь. Это защитная реакция. Я слышала, как об этом говорят родственники жертв.

Голос ее звучал спокойно, она не давала воли своим чувствам. Вспомнила, как часами смотрела на фотографии. Юные мама и отец, студенты колледжа, на первом свидании. Мама склонилась над кроваткой, где лежат ее маленькие братья. Мама — настоящая красавица — в цельнокроеном купальнике на берегу озера. Вот и все, что Петра могла представить себе, думая о женщине, которая умерла, подарив ей жизнь.

Ее лицо, должно быть, выдало что-то, потому что Айзек смутился.

— Прежде чем погрузиться в психологию Курта, — сказала Петра, — вспомним, что группа его крови не совпадает с образцом, снятым с сиденья автомобиля. У нас нет вещественного доказательства, связывающего его с преступлением. К тому же у Добблера имеется алиби.

Она взялась снова за стейк и поняла, что уже не голодна.

— А что теперь? — спросил Айзек.

— Пока не решила. Предположим, я возьмусь за это дело. За любое дело из списка. — Она улыбнулась. — Видите, во что вы меня втравили?

Ну, так и есть. Снова зарделся. Эмоциональный барометр мальчика настроен слишком тонко — все чувства написаны на лице.

Полная противоположность Курту Добблеру. У того полная атрофия эмоций.

Стоп! Айзек что-то бормочет:

— …Извините, если я осложнил…

— Да, осложнили, — сказала Петра. — И ладно. Вы правильно сделали.

Он замолчал. Петра легонько взяла его за предплечье.

— Послушайте, благодаря вам я слегка развеселилась. Он выдавил улыбку.

— Дело в том, — продолжила она, — что сегодня я вовсе не планировала влезать в полдюжины нераскрытых дел, которые, возможно, так и не будут доведены до концам Но вы правы: на них следует обратить внимание, уж слишком много в них общего.

Когда она это решила?

Когда увидела, что все жертвы погибли от однотипных ранений?

Или, может быть, раньше. Вероятно, почувствовала сразу, только сама себе в этом не признавалась.

— Если я брошу это, то окажусь не лучше Баллу и Мартинеса. Поэтому я их беру. Хорошо?

Он что-то пробормотал.

— Прошу прощения?

— Надеюсь, что вы справитесь.

— Справлюсь, — сказала она. — Так или иначе.

Вы только ее послушайте. Маленькая мисс Карма. — Десерт будете?

И, не дожидаясь ответа, Петра подала знак рыжеволосой официантке.

ГЛАВА 16

Айзек понял, что сделал ошибку.

Он сказал Петре, чтобы она высадила его на перекрестке Пико и Юнион. Возле автобусной остановки, где он выходил обычно, за четыре квартала от дома. Ему не хотелось, чтобы она видела магазины, торгующие дешевым спиртным, и деревянные дряхлые строения, превращенные в дома дневного пребывания. Четырехэтажные оштукатуренные развалюхи, такие же, как и его дом, сплошь покрытые граффити.

Его мать содержала квартиру в безупречной чистоте. Его дом был не хуже соседних. То есть такой же плохой. Иногда бездомные входили в вестибюль и справляли там нужду. Когда Айзек поднимался по скрипучим ступеням на свой третий этаж, то старался не притрагиваться к перилам, выкрашенным коричневой краской. Красили их так часто, что они казались желатиновыми. Иногда они и в самом деле были липкими как желе: к ним приклеивали жевательную резинку. И кое-что похуже.

В последний год учебы в колледже, когда голова его была забита биологией и органической химией, он стал, входя в дом, надевать резиновые перчатки. А перед дверью своей квартиры поспешно снимал их и прятал.