Читаем Патриарх Гермоген полностью

Окончательную точку ставит сообщение польского офицера Маскевича. Он находился как никто близко к эпицентру борьбы, стоял рядом с самим Гонсевским. Итак, Маскевич пишет: «Патриарха, как главного виновника мятежей Московских, отдали под стражу товарищу из роты Малынского, Малицкому, и стерегли так исправно, что без ведома и позволения Малицкого, никого к нему не допускали, а сам и за порог не мог переступить. Чрез полгода он умер в сем заключении»{278}. Маскевич говорит о строгом заключении, когда сами поляки взялись стеречь патриарха, не доверяя русским. Отсчитав полгода от момента кончины Гермогена, приходим ко второй половине августа. А это совсем близко к датам, на которые указывает Белокуров — начало осени.

Можно сказать определенно: Гермоген перешел в подвал Чудова монастыря лишь осенью, а не весной 1611 года.

Таким образом, с конца декабря 1610-го — начала января 1611-го глава Церкви пребывал под своего рода домашним арестом, «за приставами», на разгромленном Патриаршем дворе; из-за Страстного восстания он подвергся переводу под стражу на подворье Кирилло-Белозерского монастыря; там он томился с полгода; оттуда его осенью 1611 года (скорее всего, в сентябре-октябре) отправили в страшное подземелье Чудовой обители, где Гермоген провел последние четыре-пять месяцев жизни{279}.

На подворье Кирилло-Белозерского монастыря у патриарха имелось гораздо больше возможностей общаться с внешним миром, принимать посланцев от земского воинства, писать поучения, нежели в каменном коконе чудовского подвала. Приняв построения Белокурова, можно больше не ломать голову над тем, какие тайные патриоты и какие взятки позволяли земцам поддерживать связь с Гермогеном.


Святитель ушел из жизни, когда на севере уже собиралось Второе земское ополчение князя Пожарского и Козьмы Минина — сила, которая освободит Москву. Сила, вызванная к жизни посланиями Гермогена… До прихода северного воинства под стены столицы патриарх не доживет.

Летописи на разные лады сообщают о насильственной смерти патриарха. Подробнее всего извещает о ней «Новый летописец». Там убийство Гермогена поставлено в прямую связь с успехами Второго земского ополчения: «Литовские люди, услышав в Москве, что в Нижнем Новгороде собираются ратные люди, посылали к патриарху, чтобы он писал, чтоб не ходили на Московское государство. Он же, новый великий государь исповедник, отвечал им: “Да будут те благословенны, которые идут на очищение Московского государства; а вы, окаянные московские изменники, будете прокляты”. И после этого начали морить его голодом, и уморили голодной смертью, и предал свою праведную душу в руки Божий в лето 7120 (1612) году, месяца февраля в 17 день, и погребен был в Москве, в монастыре Чуда архистратига Михаила»{280}. Дата земной кончины святителя, попавшая на страницы «Нового летописца», признается достоверной[72].

Хронограф подтверждает эту версию: «Гладом уморен бысть от безбожныя литвы»{281}.

Так же пишет и князь И.А. Хворостинин: «Мучили его (Гермогена. — Д. В.) скудостью пищи и питья… Спустя некоторое время после пожара[73] подошли воины наши с ополчением и победили врагов, а многих из них осадили в городе… А вышеназванный и святой патриарх Гермоген, славные дела совершив, к Богу отошел после многих страданий и мучений, по своей воле мучеником став»{282}.

То же самое, только короче, сообщают одна из псковских летописей и «Вельский летописец»: «А великого святителя патриарха нового исповедника Ермогена умориша нужною смертью за его крепкий и непоколебимый разум, и прият от Бога неувядаемый венец»{283}.

Встречаются «экзотические» варианты: «затхошася от зноя», «удавлен»{284}. Однако они вряд ли имеют хотя бы самое слабое отношение к реальности. Печной угарный «зной» может погубить человека лишь в отапливаемом помещении, но откуда печь в подвале? И к чему душить дряхлого старца, пребывающего под крепкой стражей и ставшего абсолютно безопасным для власти? Поляки сделали много зла в Москве Смутного времени, но всё же не стоит видеть в них исчадий ада.

«Пискаревский летописец» предлагает иную версию: насильственной смерти не было. Забытый всеми, включая тюремщиков, Гермоген медленно угасал в каменном склепе под Чудовской обителью, пока не пришел его последний час: «И жил тут в великой нуже и в голоде, и в той нуже и преставися, а положен в Чюдове монастыре. А против литвы и против бояр, которые прямили королю, стоял великою жесточью и жил с ними в преке, а стоял за православную крестьянскую веру»{285}. Примерно так же рассказывает о смертном часе Гермогена и его соратник, троице-сергиевский келарь Авраамий Палицын: «…[Гермогена] в месте нужне затворишя, в нем же и преставися новый исповедник, скончав течениа своего подвиг»{286}.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары