Патриарх Никон

   — Ещё я по другому делу к тебе, великий государь. Был и ты при закладке Нового Иерусалима и обещал ты дать и волости, и сёла, пенязи, и начал я строить и обитель, и св. церковь Воскресения Христова. Тогда и бояре сделали много пожертвований. Потом... потом никто ничего не дал, видит Господь Бог: тащу и я, и братия на себе и камень, и всякое дерево, усердствуем мы, да без казны ничего не сделаешь: нужно и хлеба купить, и того, и другого, и рабочих рассчитать.

   — Обещал я тебе, правда, да видишь сам, война, а денег в казне нет, а бояре бают, здесь хлеба нужно войскам, пороху, оружия, а тут патриарх затеял монастырь строить.

   — Кесарю Кесарево и Божие Богови, — вспылил патриарх. — Строю я монастырь на свои деньги и прошу теперь не царскую аль боярскую казну, а свои собственные деньги: более десяти тысяч я дал из патриаршей казны, а тут такая обида: приказы говорят, указов-де моих не следует слушать — ты-де запретил, великий государь.

   — Не запрещал я, а они указов и моих неё слушают: серебряных денег совсем нет, а медных рублей бери сколько хочешь.

   — Наделают бед, великий государь, эти медные рубли... говорил я, меня не слушали. Давал и снабжал я не медными рублями приказы, а серебряными... пущай дадут хоша немного: нужно обитель и церковь кончить.

   — Ничего не могу дать — войну нужно вести.

   — Великий государь, знаешь ты, что я был против осады Риги и стоял я за то, чтобы забрать Новгородские прибрежные земли — Орешков и Кексгольм. На это было достаточно и Петра Потёмкина с казаками. А бояре настояли в Вильне на годовое перемирие да на осаду Риги; это было на руку ляхам. В год они укрепились и вытеснили свейского короля из Польши; вытесняли и выбьют они и нас из Литвы. А коли мы не устроимся в Малой Руси, так будет нам очень трудно.

   — Видишь, святейший патриарх, а ты говоришь, нужно-де строить монастырь.

   — Великий государь, строил я обитель «Новый Иерусалим» так, что станет он оплотом и против врагов: и ляхов, и татар, коли они придут.

   — Разве ты опасаешься?

   — Не опасаюсь, да всё в воле Божией, прошу поэтому, дай мне средства исполнить обет мой и воздвигнуть святую обитель.

   — Я тебе говорил уже, нет у меня средств.

Никон постоял в недоумении: в первый раз за время его святительства он получил отказ от царя, притом он считал своё дело совершенно правым.

   — Как, — воскликнул он, — твоему царскому величеству жаль нескольких сот серебряных рублей и не жаль плеч моих... погляди, гноятся они от ран, при переноске каменьев... тебе жаль этих нескольких сот рублей, когда Хитрово и Стрешнев проигрывают тысячи в карты, аль бросают тысячи на псов и аргамаков... Что же?.. Значит, я последний здесь... указов моих не велено слушать... Собственную казну мою мне не возвращают... в Киев, где бы я мог собрать милостыню на Божий храм, меня не отпущают, — так я отряхаю прах моих ног... и даю слово: никогда не есть более в сей трапезной...[35]

   — Святейший патриарх, благослови, — переконфуженно произнёс государь.

   — Господи благослови, — торопливо произнёс патриарх и вышел.

После этого ухода Алексей Михайлович потребовал к себе Богдана Матвеевича Хитрово — этот был уже при нём окольничьим.

Царь передал ему сущность ссоры своей с патриархом.

   — Уж много ты, великий государь, воли-то дал ему... всё ему не ладно, и глупы-де наши бояре, неучи, а он лишь один умница.

   — Надоел он и мне, признаться тебе, Богдан, пуще редьки в пост... да ничего не поделаешь: патриарх он и терпи... Патриарх, что отец, всё едино... иной раз и от отца, бывало, терпишь обиды, да ничего: помолишься Богу и стерпишь... и Бог благословит за это.

   — Да и поделать-то с ним что мудрено, и много бояр за ним... А уж народ — точно молится на него...

   — Видишь, Богдан, коли б он да сам ушёл: иное дело... тогда и Бог простит: сам-де не схотел, а принудить-де нельзя...

   — Уйдёт он... уйдёт, великий государь, по своей воле... только ты не серчай... увидишь...

   — Лишь бы я в стороне, и его-то жаль... да ведь святитель... богомолец наш, — вот и грех пред Богом. Да, вот скажи: коли гетман Богдан умрёт, что тогда делать?..

   — Меня, великий государь, пошли туда, и без патриарха дела оборудуем... и без святейшего обойдёмся, — изберут там и гетмана, и митрополита, и будут они под твоей высокой рукой, а там мы воеводства учиним. Русская земля должна быть едина, что в Москве, что в Киеве... С патриархом, одначе, теперь рано ссориться: нужно дать ему несколько сот, чтоб умилостивить; а коли я возвращусь из Киева, и всё там устроится по его благословению, тогда мы уж, — позволь, великий государь, — и дело сладим к добру... отделаемся мы от святейшего.

   — Делай, Богдан, как знаешь, а я в стороне.

   — Будет он клясть меня и Стрешнева, а нам что? Лишь бы тебе служить. Теперь позволь идти к патриарху — всё улажу...

   — Ступай да только знай: коли царевны, сестрицы, узнают что-либо, они меня заплачут и покоя не дадут... выживут они меня из Москвы.

   — О размолвке твоей с ним, великий государь, патриарх никому не расскажет, а я подавно болтать не стану... уж коли я возьмусь, я и дам ответ.