Патриарх Никон

   — Слава Богу! Камень с сердца долой, — произнёс радостно царь.

Одоевский удалился. Несколько дней спустя бояре поднесли Марисову приговор. Он обвинялся в измене и оскорблении величества и по первым двумя пунктам уложения приговаривался к смертной казни.

Прочитав приговор, Алексей Михайлович, под влиянием грамоты Никона, воскликнул:

   — Да вы по этому уложению срубите столько голов, что скоро останутся только на месте головы судей и моя... Отправить Марисова в ссылку и определить там на службу впредь до моего указа... Такие верные и честные люди, как Марисов, пригодятся — коли не нам, так нашим детям.

Но Марисов, тем не менее, сильно пострадал, ремни Брюховецкого на ногах и руках изувечили его и сделали его навсегда негодным к работе.

XXIX СОБОР ПРОТИВ РАСКОЛОУЧИТЕЛЕЙ

Преследование Никона и его унижение дали оружие расколоучителям и расколу.

   — Еретика, антихриста упрятали... зверя обуздали... Стрешнев, Семён-то Лукич, собаку выучил знаменоваться, как он, — так проповедовали одни.

   — Еретик каяться ушёл в скит, трисоставный крест сам имеет в «Новом Иерусалиме» и в «Крестном», — голосят другие.

Клик этот, посредством черниц, чернецов, калик перехожих и расстриженных и отставных попов, передаётся из города в город и в сёла, и раскол пускает глубокие корни во всём государстве, в особенности после возвращения в Москву всех расколоучителей: Неронова, Аввакума, Даниила, Досифея, Фёдора, Лазаря и Епифания.

Эти фанатики идеи становились с каждым днём всё решительнее и решительнее. Так мы видели, что Неронов поймал царя в Саввином монастыре и требовал удаления Никона как еретика и исказителя древнего благочестия. Царь с негодованием отослал его от себя.

Если, таким образом, резкая их проповедь достигала благочестивого царя, большого знатока богословия, то очевидно, что пропаганда их должна была ещё резче проникнуть и в боярство, и в народ.

Послышались дерзкие голоса против нашей церкви в аристократических кружках: Иван Хованский прямо стал проповедовать учение раскольников и перестал посещать церкви наши; подобно ему Морозова и сестра её перестали посещать не только церковь, но и двор. Морозова была кравчею при царице, т.е. первою особою при ней, и это невольно бросалось в глаза всей Москве.

В таком положении находилось дело о раскольниках, когда были получены вести, что восточные патриархи на пути уже к России.

Царь явился в соборную думу.

   — Нужно, сказал он, — предупредить нам низложение Никона собором и сделать постановление о расколе и расколоучителях... Иначе, когда мы низложим Никона, они будут кричать в народе, что его низложили за еретичество... Итак, прежде нужно их низложить как еретиков и осудить... А потому, я думаю, нужно сделать им увещевания в смирении, и коль это не поможет, тогда да будет над ними суд.

Соборная дума согласилась с ним, и гут же послан к Аввакуму Родион Стрешнев для увещевания.

Замечательно то, что соборная дума вся состояла из кровных и непримиримых врагов Никона и она же фанатично сочувствовала его новшествам в церкви. Это как-то у них укладывалось вместе и было совместимо. Но вне думы эта противоположность вызывала во многих ропот негодования: друзья Никона объявили это чёрною неблагодарностью со стороны бояр. Враги Никона, напротив, торжествовали: в самой непоследовательности думы они видели перст Божий и знамение проявления антихриста, и эго они поторопились засвидетельствовать открытою проповедью.

В это время в Москве имелся небольшой монастырь, именовавшийся «Спиридон Покровский от убогих». Архимандритом и игуменом был Досифей. Возвратись из ссылки, у него проживал Аввакум. Последний уверяет в своих записках, что к нему присылали с обещанием, что если он последует учению Никона, то его сделают даже царским духовником. «Но, — присовокупляет Аввакум, — аз же вся сия вмених, яко умёты...»

Занимал Аввакум небольшую келью в этой обители, но, под видом поклонения иконам и мощам, монастырь ежедневно наводнялся учениками и последователями его учения.

В тот день, когда царь решился действовать против них решительно, в монастыре этом состоялся собор. На нём находились, кроме игумена Досифея и Аввакума, ещё дьяк Феодор, протопоп Даниил, иноки — Аврамий. Исаия и Корнелий.

На соборе они сделали резкий и решительный шаг: они решили проповедовать, что Никоновское крещение не есть крещение, или, другими словами, что принадлежащие к его церкви даже не христиане.

Очевидно, что подобное решение было равносильно тому что объявить войну не на жизнь, а на смерть нашей православной церкви.

Все присутствующие святители на соборе были сильно проникнуты этими мыслями и потому готовились к отчаянной борьбе, с полным сознанием опасности своего положения.