Патриарх Никон

   — Нам бы только низложить еретика Никона с его пёстрою прелестью, а там мы восстановим древлее благочестие, — стукнул по столу Аввакум. — Умру и я, и любо мне будет, если будет умирать и братия моя за Христа, как я её тому учил. Мы же будем стоять на одном: никоновское крещение не есть крещение, так как оно с миропомазанием и троекратным погружением в воду... А сам он антихрист, так как теперь 1666 год, а последние числа суть знаки его, супротивника Христова.

Все присутствовавшие на этом соборе поклялись: не признавать никоновского крещения и в таком смысле проповедовать открыто; не признавать ни церкви, ни иконы, ни богослужения никоновского; отрицать всех святителей, поставленных за время Никона, и объявить самое священство прекратившимся на Руси.

На другой же день присутствовавшие на соборе разнесли по городу о своём решении, и это произвело на Москву сильное впечатление: вся церковь наша, с её обрядами, обстановкою и верованиями, сразу разрушалась расколоучителями.

Москва поднялась, как один человек: одни требовали восстановления древляго благочестия по рецепту Аввакума; другие, глядевшие прежде снисходительно на раскольников, как на людей, которым было просто жаль старины, очнулись и поняли, что здесь речь не идёт уже вовсе о староверстве, а о том, чтобы унизить и уничтожить всю церковь православную и разрушить её до самого корня.

Оскорбились даже те, которые покровительствовали старине, так как расколоучители извергли своим приговором большинство москвичей из церкви.

   — Так мы нехристи... хуже даже католиков... лютеран... кальвинистов... И тех признают за христиан, а нас, и жён, и детей наших извергают из церкви... Мы-де чтим и татарские мечети, а староверы говорят: что наши церкви, иконы, служба и таинства — всё это ересь, что лишены мы благодати Божьей, так как священства у нас нетути, — и что всё это от Никона. Так пущай же собор разберёт нас со староверами: коли их правда, мы к ним перейдём, а коли наша, так зажмём им рты; пущай-де не поносят и не позорят святую церковь Христову, да и нас с отцами, детьми и внуками нашими...

Такие грозные голоса стали раздаваться во всех почти хоромах и теремах Москвы, и дошло это до царя.

Как мы видели, он решился действовать сначала увещеванием, потом соборным осуждением.

Родион Стрешнев явился к Аввакуму в обитель с дьяком Алмазом.

   — Царское величество, — сказал он, — прислал меня просить тебя не сеять смуты в народе и прекратить свою проповедь.

   — Я иерей, и проповедовать евангелие и учение св. апостол и отец никто возбранить мне не может. Я ни к кому не хожу, а меня посещают и требуют моего благословения и слова: я и учу братию, как Бог меня вразумляет... я исцеляю и недужных, и бесноватых, — вера спасает их...

   — Великий государь чтит твою подвижническую жизнь и потому, зная, что ты говоришь не в угоду мамоне, просит тебя не богохульствовать, не поносить нашу святую церковь: ты называешь наши церкви храминами, наши иконы — идолами, наших попов — жрецами...

   — Я называю их настоящими именами. Произошло всё это от еретика и антихриста Никона... Вот моя челобитня царю, — он подал Стрешневу бумагу. — Я молю великого государя низложить антихриста и водворить вновь древлее благочестие, а без него нет спасения, несть мира в народе и церкви.

   — Челобитню твою я передам, но тебе государь приказывает: ни с кем не видеться, ни с кем не говорить о делах веры и церкви; а коли приказа не исполнишь, так ждёт тебя царский гнев.

   — Кто творит заповеди Господни, тот не творит ни греха, ни воровства, — сухо произнёс Аввакум.

   — Помни, и у царя терпение может истощиться.

   — Сердце царёво в руце Божьей, и коли меня постигнет его гнев, значит согрешил я, и Бог меня карает: кару приму, как милость Божью...

Стрешнев в тот же день доложил царю и челобитню Аввакума, и весь разговор с ним.

   — Он требует, — сказал царь, — низложения Никона? Но теперь речь не о нём, а о том: вернуться ли к старопечатным книгам и порядкам. Десять лет тому назад собор решил, что никоновские книги суть настоящие, древлезаветные, и написана «срижаль» в обличение староверов... Мы-то, значит, настоящие староверы, а они, по неграмотству и невежеству, — отщепенцы. А потому, хоша б низложить десять Никонов, так всё же, чему он нас научил и наставил, есть древлее благочестие... и я от веры своей не отрёкся бы, хоша б мне грозило всякое несчастие и бедствие... Аввакума челобитню передай, Родивон, в соборную думу: пущай она наставит на путь правый Аввакума и других расколоучителей.

   — Соборная дума, по указу твоему, великий государь, уже вызвала из всех городов противников книг и новшеств Никона.