Патриарх Никон

   — Зови его.

Вошёл Иоиль и, поклонившись низко Нащокину, остановился в дверях.

   — За то, что освободил тебя от расстрижения, за твои проделки с Никоном, хочешь сослужить службу и мне, и Никону... за что тебе и почёт и деньги?

   — Тебе и Никону, боярин, готов служить.

   — Ты ведь знаешь, что Богдан Матвеевич Хитрово враг Никона?

   — Знаю...

   — Тебя называют звездочётом?..

   — Да, люди так бают, да я только лечу: я знахарь.

   — Прекрасно! Вот и передай Никону, что тебя-де просил Хитрово дать ему приворотный камень, чтобы царя волшебством к себе приручить, а Никон пущай-де государево дело объявит.

   — Пущай так, как соизволит боярин.

   — Так ты ступай на Кирилловское подворье, там познакомься с чернецом Флавианом, да порасскажи ему, а тот пущай едет к Никону в Ферапонтов монастырь...

С этими словами Нащокин сунул ему в руку увесистый кошелёк.

Иоиль отправился в Кирилловское подворье и, найдя старца Флавиана, рассказал, в чём дело и, дав ему на дорогу, просил тотчас выехать в Ферапонтов монастырь.

Флавиан, желая посетить и свой Кирилловский монастырь, тотчас выехал туда.

Чернец этот прежде принадлежал к Ферапонтову монастырю, а потому был знаком с Никоном.

Никон попался на удочку: он объявил государево дело и хотел было послать в Москву Флавиана, но пристав Наумов воспротивился этому. Когда же Никон начал делать от себя распоряжения и ругаться с ним, тогда он велел на него надеть цепи, запер келью и поставил у окна семь человек.

Но Флавиан в начале октября всё же явился к царю с письмом от Никона, и на 20 октября созвана боярская дума для рассмотрения, в присутствии царя, объявленного Никоном «великого государева дела»...

Но на суде и Флавий, и Иоиль отреклись от всего и объявили, что Никон на них наклепал.

Цель Нащокина была достигнута: Хитрово сделался вновь злейшим врагом Никона, а царь тоже рассердился на него: зачем-де поклепал на его любимца Хитрово. Но выиграл ли от этой интриги Нащокин?

Хитрово и Матвеев успели уговорить царя послать его в Андрусов для новых переговоров с Польшею, так как Ян Казимир отказался от престола.

Выехал весною 1669 года против своего желания Нащокин из Москвы, и на нём осуществилось то, что и погубило Никона: чем дальше от глаз, тем дальше от сердца. Расположение к нему царя остыло, тем более что смерть Марии Ильиничны произвела в нём нравственный переворот... Притом нужно было исполнить волю усопшей и поневоле пришлось послать к Никону, и вот отправляется к нему Родион Стрешнев, а тот освобождает его из заточения и сменяет Наумова князем Шайсуповым.

XXXIX ЗАТОЧЕНЬЕ НИКОНА

Инокиня Наталья в начале 1668 года отправилась из Гадяча вместе с Жидовиным прямо в Царицын. От приезжих казаков она узнала, что о Стеньке Разине известно только то, что он гуляет где-то на море и что он имеет огромную добычу.

Жидовин стал расспрашивать о Ваське Усе, разбойничавшем между Воронежом и Тулою и поднявшем мятеж против помещиков.

Ему отвечали, что шайка разбита и разбрелась, но что Ус часто посещает тайно Царицын.

Порешил он с инокинею поселиться в Царицыне и ждать Уса, а между тем употреблять все средства, чтобы его залучить к себе.

Наняли они небольшой домик, и чтобы не обратить на себя внимание тогдашнего царицынского воеводы, она выдала себя за мать Жидовина и стала покупать и перепродавать хлеб под именем Алёны[123] из выездной Арзамасской слободы.

Хлебная торговля шла у них во всём порядке, с лабазом, приказчиками и артельщиками.

К весне является в их лабаз донской казак, рослый, красивый, и торгует муку.

Жидовин сходится с ним в цене, отвешивает ему и спрашивает:

   — А куда, есаул, прикажете снести? Мои ребяты ужо доставят.

   — Да вот, близ церкви... Вон там домишко с зелёными ставнями да с красными воротами...

   — Знаю, знаю... а как вас чествовать, есаул...

   — Меня?.. Пущай спросят Ваську...

   — Уса, — обрадовался Жидовин.

Казак вздрогнул.

   — А ты откелева, что знаешь Уса? — спросил он, выхватив из-за казакина кинжал.

   — Клади ты назад кинжал, да я сам-то Стенькин...

   — А!.. так ты наш...

Жидовин выглянул из лабаза во двор и крикнул приказчика:

   — Уж ты постой здесь, а я пойду к матушке! Вышли они из лабаза, и когда отошли от него, он обратился к Усу:

   — Меня зовут Жидовиным, я сын боярский, и мы с Стенькою погуляли... Потом он ушёл в моря, а меня послал к гетманам к Черкассам... Везу я теперь ему грамоту гетмана Брюховецкого... Таперь, пока он вернётся, я сижу здесь с инокинею Наталиею... Это — великая черница, и московская, и киевская. Называется она моею матушкою, и мы живём с нею в одном доме. Теперь знаешь, кто мы, и пожалуй к нам — будешь дорогим гостем.

   — Слышал я, — отвечал Ус, — о тебе от наших казаков и рад, что встретились. Идём к твоей инокине — я от хлеба-соли не откажусь.

Они застали инокиню читающею какую-то священную книгу.

Она была одета купчихою. Лицо её посвежело, а глаза приняли обыкновенное лучистое выражение.

Донской удалой казак, войдя в избу, перекрестился иконам, поклонился ей в пояс и подошёл под её благословение.

   — Это, матушка, Ваську Уса я привёл к тебе, — радостно произнёс Жидовин.