Патриарх Никон

Долго она рассказывала царевне о своей жизни, — это была жена Никона, — и когда она кончила последним прощаньем в Алексеевском монастыре, и она, и царевна разрыдались.

Величественная личность Никона ярко и живо обрисовалась в воображении царевны, и она почувствовала к нему глубокую симпатию.

   — Где же он теперь? — спросила она.

   — В Соловках, — отвечала монашка. — Где он теперь и постригся ли в монахи и какое имя принял — ничего не знаю.

Тогда царевна рассказала ей, что она несколько дней пред этим была у родственника Шереметьева и встретила там князя Мещёрского и Вяземского из патриаршей палаты, и те рассказали, что Соловки уж много лет ведут переписку с патриархом о том, что поп Никита, принявший ангельский лик под именем Никона, бежал из монастыря, обокрав монастырскую казну, а князь Ситцкий говорил, что это неправда, что Кожеезерский монастырь, где теперь Никон, пишет, что это ложь и что Никон бежал оттуда, чтобы не видеть их воровства и злодейства.

Услышав это, черница обрадовалась и сказала:

   — Это должно быть он, я всё узнаю и тогда расскажу всё царице, а тебя, царевна, умоляю поговорить с патриаршими боярами и с патриархом... Я выйду завтра по обету на подаяние для св. обители, а когда возвращусь, зайду к тебе, царевна многомилостивая.

С этими словами монашка вышла из горницы царевны и ушла в свой монастырь.

На другой день рано утром, с посохом в руках, черница и служки вышли с кружкой из монастыря и поспешно пошли по направлению к Каргополю.

Недель через шесть обе сборщицы вошли в ворота Кожеезерского монастыря, чтобы поклониться там мощам и св. угодникам. Самые разнообразные чувства и мысли волновали монахиню, и вопрос, говорить ли с Никоном или нет, терзал её душу.

Человечность говорила ей: говори с ним, а грозный долг твердил: ты отказалась и от мира, и от него.

В таком нерешительном состоянии вошли они в церковь. Шла воскресная литургия, и церковь была полна монахов и богомольцев, пришедших из окрестных и дальних мест.

Наталья с служанкой вошли незаметно и поместились так, чтобы видеть хоть издали Никона.

Его могучий голос раздавался с клироса, и когда она увидела его в чернецкой одежде с наперсным крестом на шее, он показался ей ещё милее, ещё прекраснее прежнего. Лицо же его было сурово и величественно.

После причастия он вышел на амвон и сказал народу вдохновенное слово; братия и народ толпились к нему, слушая его с умилением и слезами.

Наталья плакала и подумала: лучше мне не видеться с ним; не утерплю, брошусь ему на шею, а это грех. И себя только искушу, и его... Ему большая дорога в епископы, а я останусь черницей. Буду ему полезна и так... Нечего заходить и к дяде, это и его и меня только расстроит.

С этими мыслями, по окончании слова Никоном, она ещё гуще закрыла лицо своё и, выйдя из церкви, остановила одного монаха и просила его рассказать ей подробно, как и почему Никон бежал из Соловок.

Монах повёл её в церковную ограду и рассказал ей все подробности дела; монашка внимательно выслушала его, поблагодарила за рассказ и ушла из монастыря.

Когда черница возвратилась в свою обитель, ей передали, что царица и царевна Татьяна Михайловна несколько раз присылали за нею.

Та пошла в баню и, вымывшись и приодевшись, отправилась в царский терем.

В те времена был обычай, что звание и бывшее имя монахов и монахинь было строжайшим секретом, вот почему царица не знала, кто черница Наталья, которую она так любила; знала об этом одна только царевна Татьяна Михайловна, и потому жена Никона зашла прежде всего к ней.

Она рассказала ей о посещении ею монастыря и о том, что она там видела и слышала и просила царевну, чтобы та не передавала царице, что Наталья бывшая жена Никона, так как она желает как совершенно чужая яриться за него ходатаем пред патриархом.

Царевна дала ей слово, и она отправилась к царице.

Евдокия Лукьяновна приняла радушно монашку, она её любила за подвижническую её жизнь и за ум. Вот почему, когда Наталья вошла к ней и поцеловала у неё руку, она обратно просила её благословить и просила рассказать, что она видела и слышала во время её странствования при сборе Христа ради на монастырь святой.

Говорила ей много хорошего и много дурного черница, но когда дошла до посещения ею Кожеезерского монастыря, царица стала слушать с большим вниманием. Новшества в церкви были тогда большой заботой правительства и светского и духовного, и шли тогда сильные толки и за и против них во всём царстве. Кожеезерский монастырь стоял тогда высоко и считался хранителем православия, а потому рассказ монашки был особенно любопытен для её слушательницы.

Когда же Наталья описала то впечатление, какое произвёл на братию и на народ Никон своим словом, и когда она передала царице подробности рассказанного ей старым монахом о бегстве из Соловок, царица пришла в негодование и потребовала, чтобы она, Наталья, отправилась тотчас от её имени к патриарху, чтобы он велел сыскать это дело, т.е. обследовать его, тем более, что она слышала от патриарха, что Соловки жалуются на Никона и зовут его вором.