Патриарх Никон

Недалеко от Москвы, в прекрасной местности, он выстроил Андреевский монастырь, вызвал сюда из малороссийских монастырей тридцать образованных монахов, в обязанности которых было учить всех желающих славянской и греческой грамматике, риторике и философии; кроме того, они обязаны были заниматься переводами.

Это был первообраз университета, а между тем в народе это было понято за еретичество, и благовещенскому протопопу, царскому духовнику, стали наговаривать и на Ртищева, и на Морозова.

Вообще имя последнего сделалось ненавистно; во многих местах России оно вызвало мятежи или, как тогда их называли, гили. Но самые серьёзные из них были в Пскове и Новгороде: кроме воевод пострадали в обоих митрополиты: в первом Макарий, во втором Никон.

Неудовольствие народа было не столько возбуждено этими святителями и воеводами, как всеми тогдашними порядками, а правительство московское было крайне слабо и боязливо, в особенности после сделанных уступок черни в Москве.

Пример, вообще, заразителен, и безнаказанность в Москве, обнаруженная в отношении убийц Плещеева, Чистова и Траханиотова, не могла не вызвать самоуправства в областях, и народ в этом случае шёл вовсе не против царя, а во имя его интересов.

Царь, говорили в провинции, молод, и бояре его обманывают и продают нас немцам.

Это был девиз мятежников.

При таких обстоятельствах Никон торжественно въехал в Новгород; встретил его в Софийском собор воевода князь Фёдор Андреевич Хилков со всем духовенством, народом и сотенными головами.

Митрополит сказал слово, в котором он призывал всех исполнять свой долг, причём он объявил, что он для всех одинаково будет доступен и что каждый найдёт в нём заступника и защитника.

После того митрополит с крестами и хоругвями препровождён из собора на митрополичий двор.

Так водворился Никон в Новгороде и, исполняя высокое своё назначение, взялся с обычною энергией за устроение своей паствы.

На другой же день он сидел уж в своей рабочей комнате и вёл такой разговор с митрополичьим казначеем, старцем Никандром.

   — Отец Никандр, — говорил он, — так в митрополичьей казне ничего нет? Медной деньги нетути?

   — Нет, святейший архипастырь, да откуда им и взяться? Предшественник все-то дело судное отдал приказному Ивану Жеглову, а дело вотчинное и поместное, да разное иное, мытное и неокладное — детям боярским Макару и Фёдору Негодяевым. Делали они обиды всяческие челобитчикам, а приказный Жеглов — тот и попов, и протопопов ставил, кто, значит, больше даст.

Ужаснулся Никон и велел их привести к себе.

   — Где, Ванька, казна митрополита? — спросил Никон строго.

   — Не могим знать, на то казначей митрополичий - он и голова всему.

   — Но деньги собирал ты.

   — Нет, не собирал, а коли принесут дар, то и Бог велел брать, всяк дар совершён, — начал было он.

   — Не богохульствуй, всуе не употребляй Его имя, хищник... Ставил ты во попы и протопопы.

   — Не я ставил, а преосвященнейший Аффоний.

   — Без посул ты не ставил?

   — Посул не брал, а дары, отчего же, и сам Бог велел.

   — Я донесу об этом царю.

   — Знаем мы сами, что у царя и у короля в палатах творится — всё едино, что и у нас, — возразил дерзко Жеглов.

Покайся, — произнёс сдержанно Никон, — ещё время есть. Вершил ты дела без сыска, пытал челобитчиков, держал колодников в заточенье по году и, более того, грабил митрополичью казну — тебе плахи мало... Но, говорю, покайся, и всё простится тебе, — только возврати награбленное, утри слёзы вдов и сирот[13], которых обобрал ты.

   — Ничего не ведаю и не знаю — всё один поклёп, святейший архипастырь.

Это нахальство вывело Никона из терпения — он засвистал в свисток, заменявший тогда колокольчик.

Вошёл служка.

   — Позови дьяка! — крикнул он.

   — Дьяк ждёт в передней, да там же боярские дети Негодяевы.

   — Пущай все зайдут сюда.

Требуемые лица появились.

Никон с минуту помолчал и потом обратился к Негодяевым:

   — Вместо келаря вы, кажись, заведовали монастырскими землями.

   — Не мы, а митрополит Аффоний, — возразил Макар Негодяев.

   — Как не вы? Вы ездили по деревням, собирали дань и оброк, угодья и пустоши сдавали гостям и мужикам, где же деньги?

   — Сдавали мы, — отвечал другой Негодяев, Феодор, — всё митрополиту.

   — Отчего вы не сдавали всё это казначею Никандру?

   — На то не было приказу митрополичьего.

   — Крестьяне чёрных земель[14] приносят челобитные, что их-де обирают, земли от них отнимают, скотину и иную живность отбирают, подати правят без меры.

   — Один лишь поклёп, святейший архипастырь.

   — Без вины, — продолжал Никон, — на правёж[15] ставят.

   — Всё единый поклёп, — стояли на своём Негодяевы.

   — Покайтесь, и я прощу вас, — обратился к ним и к Жеглову Никон.

   — Не в чем и каяться — на исповеди были у духовного отца: согрешения наши он простил, мы приобщались, неча дважды каяться: разбойник на кресте, да и тот покаялся единожды, — пустился в рассуждения Жеглов.

   — Дьяк, — сказал тогда Никон, — посади в темницу их до царского указа и сыска.

Жеглов и Негодяевы с мнимым смирением и покорностью последовали за дьяком.

__________