Патриарх Никон

   — Бог помилуй, не обнажай меч, погибнешь от меча, — набожно перекрестился Никон. — Пущай он духовным мечом уймёт неистовство; на это моё благословение. Пущай он заберёт всех ратных моих людей. А мы с тобою, князь, останемся здесь, в святом дворе, и коль они придут к нам, я выйду с крестом. Когда св. Константин Багрянородный собирался в поход на гонителей подвижников Христовых, явилось ему знаменье, на небе большой крест и на нём сияло: «in hoc vince», т.е. «сим побеждай...». И я только крестом могу побеждать, и в нём моя вера, моё утешение и мощь. Иди же, князь, распорядись, не мешкай, а я буду молиться Господу сил.

Князь Хилков удалился. На софийском дворе собрались уж все наличные стрельцы и митрополичьи боярские дети; все были вооружены, но получили приказ: оружия не употреблять и быть в подчинении стрелецкого сотника марка Басенкова.

Под его предводительством ратники тихо выступили из митрополичьего двора, ворота за ними закрылись, и они тихо двинулись вперёд.

В городе слышались неистовые крики, вопли, брань, кулачный бой: кабаки были все открыты, и народ пьянствовал там, расплачиваясь только что награбленным добром.

Марк Басенков начал закрывать один кабак за другим и, таким образом, очистил несколько улиц, но засевшая там пьяная сволочь бросалась по всем улицам и сзывала народ для защиты от ратников.

Не более как через полчаса огромные толпы народа со всех сторон окружили предводительствуемую Басенковым рать.

Сотник обратился к народу и именем царя, митрополита и воеводы уговаривал их разойтись.

   — Изменник, вор! — крикнул кто-то в толпе.

Сотня человек бросилась на него, вмиг его окружили.

   — Изменника в Волхов с моста! — крикнул кто-то в толпе. — Изменников искони бросал так народ... В Волхов.

   — Это грех. Умрёт без покаянья... Лучше к Евфимию, а оттуда с башни... Я оттелева с Лисицей… нужно вновь туда... нужно набатить...

   — Ладно! — крикнула толпа.

Волк схватил скрученного по рукам Басенкова и вместе с Лисицей повлекли его.

Толпа хотела за ними последовать.

   — Не нужно, — крикнул Волк, — мы и вдвоём с ним справимся, а вы остальных воров поразгоняйте.

   — Ладно, — отвечала толпа и бросилась бить ратников и боярских детей.

Волк и Лисица потащили стрелецкого голову на башню; вначале он хотел было бороться, но видя, что сила на их стороне, он пошёл за ними, творя усердно молитвы и призывая на помощь Богородицу и Спасителя.

Наконец, вот уж и колокольня. Повели они по ступенькам вверх.

   — А что, Волк, с какого: с первого, аль со второго, аль с третьего? — спросил Лисица.

   — С третьего, — отвечал тот.

Взошли они на первый ярус, потом стали толкать вперёд жертву свою на второй и наконец забрались в третий.

Ночь была тёмная, и только знающему можно было карабкаться по узким лесенкам Евфимиевой башни.

   — Ну, вот мы и здесь... Молись... кайся, — завопил Волк, — да спешней, нужно набатить.

   — Господи помилуй, — вопиет сотник, — помилуй и спаси!..

Но при этих словах Волк чувствует страшный удар кулаком в лицо и падает на пол: Лисице достаётся то же самое.

Потом один катится по лестнице во второй ярус, и вслед за ним другой.

Это необыкновенное путешествие отрезвляет их, и оба вскакивают на ноги и бегут к лестнице, ведущей вниз к выходу; но чья-то необыкновенная сила вновь бьёт их, и они катятся вновь вниз и друг друга душат и бьют.

   — Чур! Сам дьявол! — вопиет Волк, вспомнив, что это совершается при начатом ими преступлении.

   — Чур! Шайтан... черт! — вскричал Лисица.

Оба вскочили на ноги и бросились бежать.

Когда они скрылись, к Марку Басенкову явился его спаситель: он развязал ему руки и сказал:

   — Поспешим отсюда в митрополичий двор... Ты вёл себя богатырём...

   — Да кто ты, как чествовать тебя?

   — Я пришёл сюда с двора митрополичьего посмотреть на гиль и не горит ли где... Боюсь красного петуха.

   — Да кто ты?— повторил сотник.

   — Митрополит Никон, — отвечал тот.

XXIII НОВГОРОДСКАЯ ГИЛЬ

С рассвета на другой день ударили вновь сплошной набат.

Воевода князь Хилков, ночевавший в митрополичьем дворе, зашёл к Никону.

От него он узнал о вчерашнем посещении им Евфимиевской башни и о спасении от смерти несчастного и ни в чём неповинного стрелецкого сотника.

Воевода был огорчён, что архипастырь так рисковал своею жизнью и сожалел, что он не взял его с собою.

   — Я заходил к тебе, да ты спал так сладко в своей келье, что и жаль было будить.

   — Что ж дальше делать? Ратные люди наши избиты и измучены, — спросил воевода. — Народ бегает по улицам и кричит уж на царя: «Государь об нас не радеет, — вопиет он, — деньгами помогает и хлебом кормит немецкие земли».

   — Безумцы! — ужаснулся Никон.

Вошёл при этих словах служка Иван Кузьмич.

   — От земской избы, — докладывал он, — пришёл служка софийский. Люди бают, земский голова, Андрей Гаврилов, скрылся.