— За Дионисием посылали нарочно в праздничные и торговые дни, когда было много народа, приводили его пешком или привозили на ключах без седла, в цепях, в рубище, на позор толпе, и кидали на него грязью и песком.
— Слышал, слышал об этих безобразиях, — вознегодовал Никон. — Распустили враги его слухи, что явились такие еретики, которые огонь хотят в мире вывести, — вот и взволновались ремесленники: как же мы без огня-то?.. и стали выходить с каменьями и дрекольями на Дионисия.
— Вот этот-то и самое страшное, — заметил Ртищев... — и враги наши и ваши распустят о нас такие слухи.
— Да, — задумался патриарх, — мы должны исправление книг сделать собором.
В это время вошёл Епифаний Славенецкий. Он был красив и представителен, говорил красноречиво, с сознанием своего достоинства и знаний.
По обычаю того времени, он патриарху поклонился трижды в ноги прежде, нежели подошёл к его благословению; патриарх просил его сесть и обратился к нему:
— Фёдор Михайлович напугал меня, — сказал он. — Рассказывал про страдания архимандрита Дионисия... И это за два слова: «и огнём». А вы, отец Епифаний, домогались исправления всех богослужебных книг. Много я просмотрел сам и, соглашаясь с вами и отцом Арсением, я готов на необходимые изменения, но боюсь раскола... народ и духовенство так невежественны.
— Святейший патриарх, — произнёс торжественным тоном Епифаний, — дело исправления книг настоятельно, его отложить нельзя. Малороссия просится давно под руку (в подданство) русского царя, и если книги не будут исправлены и будут держаться заблуждений и ересей, то митрополит киевский останется под паствою патриарха константинопольского, а при этой религиозной розни братья одною и того же народа могут стать в такие же отношения, в каких стоят православные в Малороссии к униатам и католикам; поэтому и слияния этих двух народов никогда не будет. Если же, ты патриарх, желаешь знать, как бедствует теперь народ малороссийский, то спроси Матвеева, он в посольском приказе получил гонцов из Киева и от царского посланца Унковского.
Едва это произнёс Епифаний, как вошёл Матвеев со связкою бумаг и тюков.
Поклонившись в ноги патриарху, Матвеев сказал:
— Светлейший патриарх, я от боярина Ильи Даниловича Милославского, по царскому приказу... Два года тому назад были посланы в Варшаву боярин Гаврила Пушкин, окольничий Степан Пушкин и дьяк Гаврила Леонтьев с жалобою на отпечатанные в Польше книги, в которых поносилось Московское царство и блаженной памяти царь Михаил Фёдорович, и патриарх Филарет... Тогда король Ян-Казимир велел вырвать из книг бесчествовавшие нас листы и сжечь их на площади, а самые книги велено изъять из обращения. Теперь доносят, что не только в царстве Польском, в Литве и Белоруссии ходят эти книги, но их много привезено к нам. Король Ян-Казимир явно ищет с нами разрыва.
— А что гонцы от украинских воевод и от Унковского бают? — прервал его Никон.
— Доносят, в Малороссии-де всяких чинов люди говорят, что они от войны с ляхами и разорения погибают, кровь льётся беспрестанно; за войной хлеба пахать и сена косить им стало некогда; помирают они голодною смертью и молят Бога, чтоб великий государь был над ними государем, а ляхам веры нельзя дать, они-де, казаки, знают заподлинно. что ляхи против московского царя войну начнут.
— А из Киева что пишут? — спросил задумчиво Никои.
— Литовский гетман Радзивилл занял его, — продолжал Матвеев. — Соборную церковь Богородицы, каменную, на Посаде, ляхи разграбили всю, образа пожгли, церковь вся выгорела, одни стены остались, а в церкви лошадей своих жиды и ляхи оставили; деревянных церквей сгорело пять, а которых не жгли, то всё разорили, образа дорогие окладные себе взяли, а иные поисщепали; колокола у всех церквей взяли к в струги поклали; но из этих стругов шесть казаки отгромили. В монастыре Печерском казну также всю взяли и паникадило, посланное нами туда у св. Софии взяли тоже всю казну, ризу, сосуды, всю утварь, образ св. Софии; все монастыри разорены...
— Господи, помилуй нас грешных, — воскликнул невольно Никон.
— Унковский, — продолжал Матвеев, — доносит, что Виговский, писарь Богдана Хмельницкого, говорил ему, что если великий государь наш не возьмёт его под свою высокую руку, то Малая Русь отдастся под руку турского царя. Казаки не хотят быть холопами ляхов и бегут к нам тысячами.
— Завтра собрать боярскую думу, — возразил на это Никон, — и ты, Артамон Сергеевич, расскажешь это боярам и царю.
Матвеев вышел.