Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович

10-го шля в Успенском соборе был праздник в честь Ризы Господней, присланной царю Михаилу Федоровичу персидским шахом. И на этом празднике всегда бывал царь с своим синклитом, но теперь он не только отказался присутствовать на вечерне и за всенощной, а прислал после заутрени, к Никону князя Юрия Ромодановского, который заявил Никону: «царское величество гневен на тебя и сего ради к заутрени не прииде и ко святой литоргии ожидати не повеле». К этому Ромодановский от имени царя прибавил; «ты-де царское величество пренебрегл еси и пишешься великим государем, а у нас един есть великий государь — царь». На это Никон ответил: «называюся аз великим государем не собою: сице восхоти и повели называтися и писатися его царское величество. И на сие свидетельство имеем мы: грамоты писаны царского величества рукою». На это Ромодановский возразил: «царское величество почте тебя, яко отца и пастыря, но ты не уразумел, и ныне царское величество повеле мне скаэати тебе: отныне впредь не пишешься и не называешься великим государем, а почитать тебя впредь не будет». Если бы Никон был человек сколько-нибудь сдержанный и уравновешенный, если бы он сколько-нибудь правильно понимал свои отношения к государю и свое действительное положение в государстве, то он, конечно, скрыл бы свое личное неудовольствие и обиду, постарался бы по времени видеться с царем, объясниться с ним и уладить возникшие между ними недоразумения, как это хотел и предлагал ему сделать государь. Но Никон был слишком невыдержан, горд и самолюбив, слишком избалован постоянным необычным вниманием к нему царя, чтобы хотя временно показать пред ним свое архипастырское смирение и уступчивость. Никон вовсе и не думал смиренно идти на какие-либо компромиссы с царем, а решил действовать, как подсказывали ему его чрезмерное честолюбие, его обиженная гордость: он решил публично и торжественно отказаться от патриаршесгва, конечно в тех видах, что царь снова всенародно и уничиженно будет молить его остаться на патриаршем пре столе подобно тому, как царь ранее всенародно, плача и кланяясь до земли, молил его принять патриаршую кафедру 10-го июля, в праздник Ризы Господней, Никон ранее велел привести в Успенский собор, где он служил, простую монашескую ряску, клобук и священническую палку. В конце литургии, по заамвонной молитве, он прочитал положенное поучение и, обратившись к народу стал говорить о своем патриаршем недостоинстве, и в закличете заявил, что более он патриархом не будет, и чтобы пасомые впредь патриархом его больше уже не называли. После этого Никон сам снял с себя патриаршее облачение и хотел было надеть простую монашескую рясу, ранее припасенную, но власти не допустили его до этого, и но надел на себя черную архиерейскую мантию, черный клобук, взял в руки клюку, и направился к выходу из собора. Но народ не пустил его, а послал к царю доложить о случившемся в собор крутицкого митрополита Питирима. Государь, выслушав доклад Питирима, послал в собор к Никону своего знатнейшего и уважаемого боярина — князя Алексея Никитича Трубецкого. Пришедши в собор Трубецкой говорил Никону: «для чево он патриаршество оставляет, не посовтовав свеликим государем, и от чьево говенья, и хто ево гонит? и что б он патриаршества не оставлял и был по прежнему». И патриарх говорил: оставил-де я патриаршество собою, а ни от чьево и ни от какого гонения, государева-де гнева на меня никакого не бывало; а о том-де я и преж сего великому государю бил челом и извещал, что мне болши трех мне на патриаршестве не быть. И дал мне письмо это письменное показание Трубецкого, а велел поднесть государю. Да со мною ж приказывал, велел бить челом, что б государь пожаловал, велел дать ему келью. И просил я у него себе благословения, и он меня не благословил, а говорил: какое-де тебе отменя благословение? Я-де недостоин патриархом быть; а будет же тебе надобно, и я-де тебе стану исповедать грехи свои. И я ему говорил: мне до того какое дело, что твою исповедь мне слушать, то дело не мое. И про то про все великому государю я известил; и великий государь послал меня к патриарху в другоряд, и то письмо велел ему, патриарху, отдать, и велелему говорить, чтоб он патриаршества не оставлял и был по прежнему; а келей на патриаршем двор много, в которой он похочет, в той живи; и письмо ему я отдал. И патриарх Никон сказал: уже-де я слова своего не переменю, да и давно-де у меня о том обещанье, что патриархом мне не быть. И пошол из соборной церкви вон».

После этих переговоров с царем чрез князя Трубецкого, Никону не оставалось ничего боле делать, как выйти из собора, что он и сделал, направившись уже не в патриаршие хоромы, а на подворье своего Воскресенского монастыря, откуда он чрез сутки и переехал на жительство в самый Воскресенский монастырь, отстоящий от Москвы в пятидесяти с небольшим верстах.