Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович

Понятно отсюда с какой чуткостию, с каким напряженным вниманием должен был не потерявший веры в свое прошлое русский прислушиваться ко всякому сильному и энергичному голосу тех, которые говорили ему, что в действительности права во всем русская старина, что не только нет никакой нужды отказываться от своего испытанного, исторически доказанного и оправданного прошлого, в пользу более чем сомнительного современного греческого, но что такое отступление от своей святой старины было бы прямо изменою православию, тяжким гибельным преступлением. Понятно, сколько сильных побуждений, как много охоты и желания было у русских верить именно врагам Никона, их глазами смотреть на все произведенные им реформы, тем более, что способ, каким Никон производил реформы, помимо существа дела, уже сильно раздражал и оскорблял народ, искони отличавшийся приверженностью к освященным веками обрядам и обычаям и в изменении их видевший одно нечестие, пременение веры. Сам Никон в речи, сказанной им в московском Успенском соборе при оставлении патриаршей кафедры, так определяет отношение парода к его реформаторской деятельности: «когда я ходил, говорил он своей пастве, с государем царевичем и великим князем Алексеем Алексеевичем в Колязин монастырь, и в ту пору на Москве многие люди, к лобному месту собирались и называли меня иконоборцем, что многие-де иконы я имал и драл, и за то-де хотели меня убить, а я имал иконы латинские, которым нельзя покланятися, а вывез тот перевод немчин из немецкой земли. И указал в собор ной церкви на Спасов образ: мощно-де сему верить и покланятися, а я де не иконоборец. И после-де того времени называли меня еретиком: овые де книги завел. И то ради моих-де грехов чинится. И я вам предлагал многое поучение и свидетельство вселенских патриархов, и в не послушании окаменением сердец своих хотели меня камением побить». Таким образом, сам Никон, при оставлении им патриаршей кафедры, принужден был с горечью публично сознаться и засвидетельствовать, что паства не понимала смысла и значения его реформаторской деятельности, называла за нее Никона то иконоборцем, то еретиком, а когда он указывал ей на авторитет в церковных делах греческих патриархов, она хотела побить его камнями. Понятно теперь, при указанной настроенности народа, какое сильное впечатлите должна была производить на всех обширная антиниконовская литера тура, которая, к тому же долгое время ни откуда не встречала себе должного, хотя бы сколько-нибудь соответствующего литературного отпора. В виду этого противникам церковной реформы уже казалось, что скоро наступить новое время, когда новый патриарх отменить все Никоновы «затейки» и на Руси опять водворится та церковная старина, какая была до Никона.

Глава XI. Отрицательное отношение к реформам Никона в среде православных (1)

Протест против церковно-реформаторской деятельности Никона в среде русских иерархов. Непризнание новоисправленных Никоном книг большинством 6елого и черного духовенства. Признание Никона бывшими в Москве учеными греками церковным новатором и разорителем древних церковных обычаев. Общее печальное состояние тогдашней церковно-богослужебной практики, как следствие церковной реформы Никона.

Запутанное положение церковных дел после оставления Никоном патриаршей кафедры еще более осложнялось тем обстоятельством, что против церковной реформы Никона восстали не один только члены бывшего кружка ревнителей благочестие, по и многие из приверженцев церкви, вовсе не думавшие о каком-либо отделении от нее, принадлежавшие к ее клиру и даже к высшей церковной иерархии. Если бы протест против реформаторской деятельности Никона исходил только от членов бывшего кружка ревнителей благочестие и их сторонников, то в этом про тесте можно было бы видеть одни личные счеты таких людей, которые ранее были очень близки к Никону, возлагали на него, как патриарха, свои честолюбивые и эго истинные расчеты, но которые решительно обманулись в нем и потому возненавидели его. В виду этого, протестам против никоновской реформы со стороны Неронова, Аввакума, Лазаря и других подобных лиц, можно было бы, пожалуй, и не придавать особенно важного значения, как протесту тенденциозному, подсказанному только личными сторонними самому делу мотивами. Но совсем другое впечатление получалось, когда против реформы Никона стали высказываться уже не Неронов, Аввакум и подобные им, но сами русские архиереи, когда к новоисправленным книгам отрицательно отнеслось большинство белого и черного духовенства, когда даже сами ученые греки, бывшее тогда в Москве, признали Никона церковным новатором, разорителем старых священных церковных обычаев.