Патриархальный город

В это апрельское утро все казалось ей надоедливым, утомительным, несносным, — слишком яркое солнце, чересчур безмятежная синева неба и до времени опьяняющий запах садовых цветов.

Она не спала ночь и теперь распахнула широкое окно — вдохнуть свежего, живительного бальзама; однако этот блеск, веянье чистого воздуха, весеннее благоухание трав, листвы и влажной земли, гудение пчел и жуков, — весь этот хлынувший на нее могучий поток жизни оказался слишком мучителен для легких, зрения, обоняния и слуха выздоравливающего, человека. Она отшатнулась от окна, заморгав ослепленными глазами. Прижала руку к упругой груди, унимая заколотившееся сердце. Бессильно оперлась о спинку одного из стульев — холодного, остроугольного, враждебного. Точь-в-точь как после тяжелой болезни.

В этом больничном интерьере она была вечной выздоравливающей, никогда не выздоравливая до конца.

Закрыв окно, она раскрыла книгу.

Повернулась спиной к солнцу, к свету, к гудению пчел. Но едва ей удалось забыть о никчемности собственного существования, погрузившись в выдуманный мир литературных героев, их бурных страстей и возвышенных драм, — как зазвонил этот телефон!

Звонок прозвенел в третий раз, еще продолжительней, с раздражающей настойчивостью.

Адина Бугуш с трудом оторвалась от романа и, возвращаясь к убогой действительности, лениво протянула руку к трубке из никеля и эбонита, лежавшей у изголовья.

Заколебалась: поднести ли трубку к уху или просто положить на стекло столика и нажать на рычаг?

Что нового, доброго, греющего душу могла принести ей эта мертвая телефонная трубка? Разумеется, это Санди звонит из своей городской конторы. Вчера вечером они расстались с ощущением, что меж ними снова бездна! И, как всегда, тому не было никакой причины. Каждый ушел к себе и улегся в свою постель, унося пожелание «спокойной ночи», произнесенное холодно, ледяным тоном, как умела она, или с грустью, покорностью и отчаянием, обычными для него. Санди ушел рано утром, не постучав к ней, он всегда боялся ее разбудить, побеспокоить, — лишь бы не начать день беспричинной ссорой. Исчез из их жизни и ритуальный супружеский поцелуй в лоб при встрече и прощании. Она отменила его. У нее возникло физическое отвращение к прикосновению влажных обвислых усов. А теперь тот же Санди будет, разумеется, просить у нее по телефону прощения. Чтобы избежать более продолжительного объяснения с глазу на глаз, которое, впрочем, ничего не могло бы ни объяснить, ни поправить. Ни он, ни она ни в чем не были виноваты друг перед другом; просто они пришли из разных миров и каждый тоскует по своему особому миру.

Колебания диафрагмы, передавшиеся по электрическим проводам мембране достигли через трубку руки Адины. Какое омерзительное ощущение!

Все ее раздражает, раздражает, раздражает…

И в первую очередь физиономия Санди, которую она так и видит перед собой: вот он, на другом конце провода ждет ответа, и сопит в свои обвислые тюленьи усы, а глаза раздражающе добры и раздражающе терпеливы.

Адина Бугуш злорадно затягивала ожидание.

Она взглянула на номер страницы. Если сумма цифр в углу страницы будет четной, она ответит. Если нет — нажмет на рычаг и прервет связь. 287!.. 2 + 8 + 7 = 17. 7 + 1 = 8. Восемь, четное число. Приходится отвечать. Но капитулирует, отвечая, не она сама. Все решил случай.

Чтобы не капитулировать сразу даже перед случаем, она по зловредности, которой в себе не знала, еще чуть-чуть продлила ожидание Санди. Медленно-медленно поднесла трубку к уху. Да, это Санди… Алло! Алло! Пять, а может, все десять минут он терпеливо кричал в телефон. В голосе его звучало все то же невыносимое смирение.

— Алло!.. Адина, ты?

— Да…

— Я тебе не помешал?

— Нет…

— Во всяком случае, прошу меня извинить… Дело в том, что произошло нечто… Алло! Ты меня слышишь?

— Говори…

— Тодорицэ приглашен сегодня на обед?

— Вроде бы… Впрочем, откуда мне знать? Теперь он приходит и без приглашения…

— Может случиться, дорогая Ади, что сегодня он не придет, даже если получил приглашение… Алло! Адина, слышишь меня?.. Ты читала утренние газеты?..

— Нет!.. Говори, наконец, что ты хотел сказать!

— Я пришлю тебе газеты… Умер Стериу. Теофил Стериу. Скоропостижно скончался… Алло!

Адина вскочила на ноги. Теперь нетерпение переполняло ее.

— Алло, Санди! Говори скорее, милый.

— Он умер внезапно… Ты прочтешь в газете. Его нашли за столом, смерть наступила два-три часа назад, оборвав работу на половине страницы, на середине фразы… Но дело не в этом. Речь идет о Тодорицэ. Ты знаешь, какие они были друзья. Может случиться, что он не придет к обеду… Я не исключаю, или, лучше сказать, уверен, что он поедет в Бухарест, на похороны… Алло! Ты меня слышишь?

Адина Бугуш подняла глаза. В дверь вошла служанка, неся парижские журналы и письма, доставленные почтальоном. Остановилась, ожидая, пока госпожа кончит разговор. Адина знаком велела ей оставить все на столе и выйти.

Лисавета повиновалась.

— Ты меня слышишь, Адина? Алло!

— Говори, Санди… Я тебя слушаю!..