Патриархальный город

— Как видите, они не соизволили прийти — послушать вас!.. А пришли мы, — ничтожества, разбойники, перебежчики, предатели… Люди, лишенные благородных чувств!.. Хотите поскорее узнать, что случилось?.. Да ничего не случилось, уверяю вас. Точно так же, как ничего не случилось и с вашими приятелями Пику Хартуларом и Григоре Панцыру! По дороге сюда я видел обоих у «Ринальти». А Тави, который пришел позднее, рассказывал, что видел, как госпожа и господин адвокат Александру Бугуш, считали в саду гусениц, — точно так же господин Бугуш подсчитывает и оставшихся членов своей партии. Жалкий сброд!.. Значит, хотите сбегать и убедиться? Можете воспользоваться моим автомобилем…

Тудору Стоенеску-Стояну удалось, наконец, вырваться. Чтобы тут же задержаться снова и рассеянно выслушать мнение Иордэкела Пэуна.

— Мне очень понравилось, и я хотел вам об этом сказать, — как скромно вы обо всем говорили. Никаких намеков на дружбу с Теофилом Стериу. Никаких анекдотических воспоминаний. Это главное…

— Господин Иордэкел, прошу вас меня извинить. Мне нужно идти…

Иордэкел Пэун смотрел ему вслед с удивлением и симпатией. С каждым днем он все больше ценил этого нового жителя их патриархального города, кого даже он не сумел по-настоящему узнать. Обойти молчанием свою дружбу с Теофилом Стериу! А теперь, в тревоге забыв обо всем, спешит узнать, не случилось ли чего с его друзьями Бугушами.

Другой бы на его месте остался испить до дна пьянящий эликсир успеха: принимал бы поздравления, пожимал руки, небрежно отвечал на лесть.

На улице Тудор Стоенеску-Стоян заметил, что за ним идет Джузеппе Ринальти.

Держа шапку в руке, ученик зашагал рядом, стараясь попасть в ногу.

— Господин учитель… После вашего выступления мне стало совестно…

— Хорошо-хорошо, Ринальти! Отложим до другого раза.

— Не могу, господин учитель… Я должен признаться прямо сейчас… Я думал… Этой зимой я плохо о вас подумал… Помните, вы не нашли моих тетрадей?.. А сам я сделал еще хуже: рассказал об этом господину Григоре Панцыру… Потом, когда узнал, что успешно выдержал конкурс и осенью поеду в Италию, мне стало стыдно… Но не так, как теперь… Теперь я раскаиваюсь от всей души; лишь теперь я вас понял, господин Тудор Стоенеску-Стоян! Пожалуйста, простите меня…

— Хорошо-хорошо! Я прощаю тебя, Ринальти… Да тут и прощать нечего… Нас судит наша совесть. Мы сами себя прощаем, сами себя осуждаем.

— И еще я хотел сказать вам… Ваше выступление застенографировано и записано здесь, у меня в тетради. На всякий случай я изучил стенографию… Я с первых слов понял, что это будет редкое, необыкновенное выступление, которое надо сохранить… У меня была с собой тетрадь. Карандаш… Я записал все… Завтра вы может получить ваше выступление, переписанное начисто…

— Хорошо-хорошо, Ринальти… Оставим это!..

Наконец он нашел пустую пролетку. Вездесущую пролетку все того же Аврама, с двумя сменными клячами в упряжке и с шестью голодными ртами дома. Очистившись от грехов и угрызений совести, он чувствовал и видел мир по-другому. Он спешил к Санду Бугушу.

Санду принял его, отводя глаза и хмуря лоб. Он был во дворе. И завидев Тудора Стоенеску-Стояна, подошел к самым воротам, загораживая вход.

— Санди, дорогой, что случилось? — спросил Тудор с нетерпением, не замечая, что ему преградили путь. — Почему вас не было? Что это значит?

— Ничего… Мне подумалось, что ты и без нас можешь высказать то, что хотел сказать…

— Санду! Что-нибудь с госпожой Бугуш?

— Ничего. Как видишь, она в саду…

Он поглядел в сторону сада. Туда же поглядел и Тудор Стоенеску-Стоян.

Адина Бугуш, повернувшись к ним спиной, удалялась в глубь аллеи.

— Я хотел ей… Хотел вам сказать…

— Не сегодня… Как-нибудь в другой раз!.. — поморщился Санду Бугуш.

— Но мне нужно именно сегодня, Санди! Сегодня… Для меня этот день решающий!

— И для меня тоже он был решающим. Пойми, однако, что я не могу… не могу всегда быть к твоим услугам…

Тудор Стоенеску-Стоян отступил назад.

Самые странные и нелепые предположения приходили ему на ум; все, кроме единственно верного.

— Вы поссорились с госпожой Бугуш? Какие-нибудь неприятности?..

— Напротив… Мы сегодня ближе друг другу, чем вчера, чем позавчера, чем когда бы то ни было.

«Может, она рассказала ему, как я посягнул однажды на то, на что не имеет права посягать человек, когда речь идет о жене его друга! — подумал Тудор Стоенеску-Стоян. — Но отчего именно сегодня? Отчего именно теперь сообщила о его непоправимом проступке?»

Смиренным, виноватым движением он поднял руку, прося пощады:

— Дорогой Санди, ради нашей дружбы…

— Оставим нашу дружбу до другого раза, — резко оборвал его Санду Бугуш.

Но тут же спохватился — не слишком ли он суров — и, преодолевая брезгливость, смягчился:

— Прошу тебя, пойми, — сегодня я не могу никого видеть, ни с кем говорить, никого выслушивать… Я тоже кое-кого потерял!.. Я и Адина. Нам необходимо побыть одним.

— Именно в таких случаях и полезен друг…

Санду Бугуш глубоко заглянул ему в глаза.

— Я не выбираю друзей в зависимости от того, насколько они могут быть мне полезны… Не раздумываю об их полезности и не использую их…