Патриархальный город

Письмо состояло из нескольких строк, нацарапанных авторучкой в холле швейцарской гостиницы Грациеллой Ляйтцелар, ее подругой по пансиону и соседкой по дортуару. Как безошибочно узнала она по этому письму свою давнюю подругу! И как мало жизнь изменила ее! Вместе с мужем она приехала из Сан-Сальвадора — крошечного пятнышка на карте Америки, не больше окурка тех сигарет, которые она курила тайком, запершись в их комнате, когда madame Экюйе, стуча кулаком в дверь, требовала немедленно отворить, в надежде застать ее на месте преступления. Но Грациелла не притрагивалась к запору до тех пор, пока не улетучивался дым. А потом придумывала самые удивительные и вздорные объяснения, которым даже madame Экюйе, Экки, как они ее окрестили, — не только не верила, но и не делала вида, что верит. И вот теперь, возя по Европе своего мужа, Грациелла заехала и в свой пансион «Розенэкк» в Лозанне. Экки, по ее словам, еще сильнее высохла и заржавела в суставах. Она привела старуху в ужас, непринужденно предложив ей портсигар из кожи змеи — своей змеи, сансальвадорской! Перепугала беднягу до смерти, заставив ее закурить и объяснив, что дала un vœu[65], от которого зависит судьба ее и ее детей. Для Экки курение было мукой: она кашляла, чихала, на глазах выступали слезы. А затем, когда с сигаретой было покончено, Грациелла со смехом призналась, что это была очень давняя клятва, которую она дала себе, когда Экки колотила в дверь, а она ее не пускала, торопясь докурить свою «лорансу». Вот тогда-то она и поклялась, что когда-нибудь выкурит вдвоем с Экки трубку мира, как делали в прежние времена вожди индейских племен; и теперь, взяв этот безобидный реванш за школьное прошлое, она сдержала свою клятву! Экки было возмутилась, но потом простила ее, заметив, что бывшая соседка ее по комнате, Адина, никогда бы не выкинула ничего подобного, потому что не было в ней ни помыслов, ни садистских наклонностей маленькой дикарки с континента краснокожих, мулатов, метисов, креолов и гангстеров.