Это означало, что, несмотря на осуждение Марксом патриархальных отношений, он оставил нам в наследство анализ капитала и класса с мужской точки зрения – точки зрения «рабочего», преимущественного белого промышленного рабочего, от имени которого и был создан Первый интернационал и чьи интересы он считает интересами каждого сектора пролетариата. Также это означало, что многие марксисты, опиравшиеся на этот анализ, считали оправданным взгляд на гендер как на «культурный» вопрос, отделенный от материальных условий капиталистической организации труда. Поэтому они смотрели на феминисток с подозрением, часто обвиняя их в том, что они сеют раздор среди рабочего класса. Соответственно, как и в случае антиколониального движения, феминистское движение начало строить свои теории с критики Маркса, и следствия этого мы все еще продолжаем выяснять.
Во второй части я пересматриваю эту критику, первоначально развитую теоретиками движения «Заработная плата за домашний труд», в котором я участвовала[61]
. Я утверждаю, что, поскольку мы прочитываем анализ капитализма у Маркса «политически»[62], мы можем расширить Марксову теорию социального воспроизводства, сделав ее основанием феминистской теории, ориентированной на переопределение домашнего труда в качестве деятельности, которая производит «рабочую силу», а потому является ключевым условием капиталистического производства и накопления богатства. Чтение Маркса с точки зрения, определенной отказом от домашнего труда и «домашности», показало нам пределы теоретического аппарата Маркса. Также оно доказало, что, хотя феминистки не могут игнорировать его работы, пока капитализм остается господствующим способом производства, существуют такие аспекты его политической теории, которые мы принять не можем, особенно связанные с его понятием труда и его представлением о том, кто может считаться рабочим и революционным субъектом.Марксова концепция «гендера» яснее всего выделяется в первом томе «Капитала», где он впервые исследовал женский труд на заводах, шахтах, в сельских «артелях» в период промышленной революции. В те времена на обеих сторонах Ла-Манша обсуждался «женский вопрос», поскольку экономисты, политики и филантропы винили заводской труд женщин в том, что он уничтожил семью, сделал женщин чрезмерно независимыми, отнял у мужчин их привилегии и поспособствовал протестам рабочих[63]
. Во Франции положение фабричной работницы, или «l’ouvrière», вышлона первый план в обсуждениях морали, экономической организации и ситуации рабочего класса. Также оно связало вопросы политической экономии с широкой дискуссией о женщинах, разгоревшейся в тот период[64]
.В Англии ко времени, когда Маркс начал писать «Капитал», уже начались реформы, нацеленные на то, чтобы ограничить женский и детский заводской труд. Поэтому Маркс мог опереться на обильную литературу по этому вопросу, которая в основном состояла из отчетов заводских инспекторов, нанятых государством, чтобы обеспечить выполнение введенных ограничений[65]
.В первом томе «Капитала» такие отчеты иногда цитируются целыми страницами, особенно в главах «Рабочий день» и «Машины и крупная промышленность», где они иллюстрируют структурные тенденции капиталистического производства, то есть тенденцию к увеличению рабочего дня с целью ограничения физического сопротивления рабочих, к обесцениванию рабочей силы и к извлечению максимального труда из минимального числа рабочих. Из этих отчетов мы узнаем о страданиях швей, умирающих от переработки, а также нехватки воздуха и еды[66]
, о девушках, работающих по 14 часов в сутки без еды, которые полуголыми спускались в шахты, чтобы поднимать уголь на поверхность, о детях, которых посреди ночи вытаскивали из постели, принуждая работать «за одно жалкое пропитание»[67], и «убивали», как рогатый скот, о рабочем, «пожираемом» машиной-«вампиром», который держал его в своих лапах, «пока можно высосать из него [рабочего] еще одну каплю крови, выжать из его мускулов и жил еще одно усилие»[68].Немногие политические авторы описывали тяготы капиталистического, но уже не рабского, труда в столь же нелестных терминах, как Маркс, и за это его можно похвалить. Особенно впечатляет изобличение у него варварской эксплуатации детского труда, которое остается непревзойденным во всей марксистской литературе. Однако, несмотря на все его красноречие, повествование у Маркса обычно остается скорее описательным, чем аналитическим, и, кроме того, оно примечательно отсутствием какого-либо обсуждения гендерных вопросов, которые в нем поднимаются.