Патрик Кензи (ЛП)

Вдруг в районе диафрагмы меня кольнула невыносимая усталость, она отозвалась пульсирующей болью в суставах. Дыхание перехватило.

Я собрался с силами и пошел из гостиной.

— До свидания, Хелен.

— Уже уходите? До свидания.

Я остановился в дверях:

— Пока, Аманда.

Не отводя от экрана лица, залитого оловянным светом, она чуть кивнула.

— До свидания, — возможно, обращаясь к латиноамериканского вида сантехнику, уходившему домой к своей Розе.

Я дошел до игровой площадки «Райан». Присел на качели, где мы разговаривали с Бруссардом. Посмотрел на недостроенный лягушачий пруд. Здесь мы с Оскаром уберегли ребенка от безумного Джерри Глинна.

А теперь? Что мы теперь сделали? Какое преступление совершили мы, отобрав ребенка у родителей, не имевших на него законных прав?

— Мы вернули домой Аманду Маккриди. Вот и все, — пытался убедить себя я. — Никакого преступления в этом нет. Мы вернули ее матери, имеющей на нее права по закону. Не больше, но и не меньше. Вот, это то, что мы сделали.

Мы вернули ее домой.

Порт-Меса, Техас

Октябрь 1998

Как-то вечером в баре «Последняя стоянка Крокетта» Рейчел Смит ввязалась в пьяную дискуссию о том, за что стоит умирать.

— За родину, — сказал парень, недавно отслуживший в армии.

Остальные подняли стаканы и выпили.

— За любовь, — сказал другой, вызвав глумливые возгласы присутствующих.

— За «Даллас Мэверикс», — закричал кто-то, — мы за них болеем и вот-вот помрем, с тех самых пор, как они вошли в НБА.

Все засмеялись.

— Мало ли за что, — сказала закончившая смену Рейчел Смит, подойдя к столу со стаканом скотча в руке, — стоит умереть. Люди каждый день мрут. Кто за пять долларов. Кто за то, что в неподходящий момент не отвел глаз, встретившись взглядом с неподходящим человеком. Кто из-за креветки. Смерть — не мера.

— А что — мера? — выкрикнул кто-то.

— То, за что он сам может убить, — сказала она.

В баре вдруг стало очень тихо. Все молча смотрели на Рейчел. В ее голосе была та спокойная твердость, которой иногда соответствовало что-то во взгляде, то, отчего, если внимательно присмотреться, становилось не по себе.

Элгин Берн, капитан судна «Голубой рай», самого лучшего из тех, на которых у нас промышляют креветок, негромко спросил:

— Ну а ты, Рейчел, за что могла бы убить?

Она подняла стакан так, что свет от лампы над бильярдным столом заиграл в кубиках льда.

— За свою семью, — сказала Рейчел. — И только за нее.

Кто-то нервно засмеялся.

— Не раздумывая, — добавила она. — Без оглядки. Без жалости.

В ожидании дождя

Dennis Lehane: “Prayers for Rain”, 1999

Перевод: Н. Головин

Посвящается моим друзьям Джону Демпси, Крису Маллену и Сьюзан Хейс, позволившим мне украсть у себя несколько отличных фраз и не подавшим на меня за это в суд

И

Андре — нам тебя не хватает

Я слышал, как бормочут старики:

«Всё изменяется…

Уносит нас течение реки…»[91]

Уильям Батлер Йейтс

В моем сне у меня есть сын. Ему лет пять, но и голос, и ум у него — как у пятнадцатилетнего. Он сидит рядом со мной пристегнувшись, и ноги его едва достают до края автомобильного сиденья.

Машина — старая, огромная, и руль у нее размером с велосипедное колесо. Мы едем; за окном раннее декабрьское утро цвета мутного хрома.

Мы где-то за городом, южнее Массачусетса, но севернее линии Мэйсона-Диксона — возможно, в Делавэре или в южной части Нью-Джерси. Вдалеке виднеются клетчатые красно-белые силосные башни, торчащие на окраинах перепаханных полей, присыпанных бледно-серым, газетного оттенка снегом. Насколько хватает глаз, кругом только поля, только силосные башни, замершая и беззвучная мельница и обледенелые телефонные провода, уходящие за горизонт.

Никаких машин, никаких людей. Только я, мой сын и антрацитно-черная дорога, рассекающая поля замерзшей пшеницы.

— Патрик, — говорит мой сын.

— Да?

— Хороший день сегодня.