Патрик Кензи (ЛП)

— Несчастная. Я таких несчастных давно не встречал. Прямо-таки помирала от тоски. Сам-то я больше в рот не беру, но иногда составлял ей компанию, когда она пила. Через какое-то время она начинала ко мне клеиться. Я дал ей от ворот поворот, а она дико разозлилась и стала намекать, что у меня там ни фига не работает. Я ей говорю: «Карен, я много чего потерял, но не это». Черт, в этом смысле я до сих пор как в восемнадцать лет. Солдат встает по стойке «смирно», если ветер подует. Короче, я ей сказал: «Ты не обижайся, но я люблю свою жену». Она засмеялась. Сказала: «Никто никого не любит. Никто никого не любит». И, знаешь, она, похоже, действительно в это верила.

— «Никто никого не любит», — повторил я.

— «Никто никого не любит», — кивнул он.

Уоррен почесал в затылке, огляделся вокруг, а я взял из коробки лежавшую сверху фотографию в рамке. Стекло разбилось, и из-под рамки торчали осколки. На фотографии был изображен отец Карен в парадном мундире офицера морской пехоты. Он держал за руку дочь, и оба щурились от яркого солнца.

— Карен, — сказал Уоррен. — Думаю, ее утянуло в черную дыру. Когда тебе кажется, что весь мир — сплошная черная дыра. Когда тебя окружают люди, уверенные, что любовь — это брехня. И потому оказывается, что любовь и в самом деле брехня.

Еще одна фотография, и тоже под разбитым стеклом. Карен с симпатичным темноволосым парнем. Дэвид Веттерау, предположил я. Оба загорелые, оба в одежде пастельных тонов, стоят на палубе круизного лайнера с бокалами дайкири в руках, явно чуть навеселе. Оба широко улыбаются. Тогда с миром все было в порядке.

— Она сказала мне, что была обручена с парнем, которого потом сбила машина.

Я кивнул. Еще одна фотография Карен и Дэвида. Опять осколки стекла. Опять широкие улыбки. Снимали на вечеринке. На заднем плане — гирлянда с надписью «С днем рождения!».

— Ты знал, что она занималась проституцией? — спросил я, кладя фотографию на пол рядом с двумя другими.

— Догадывался, — сказал он. — К ней постоянно шастали мужики. Но мало кто возвращался во второй раз.

— Ты с ней об этом говорил? — Я поднял стопку уведомлений о задолженности, адресованных на ее прежний адрес в Ньютоне, и под ней обнаружил полароидный снимок Карен и Дэвида.

— Она все отрицала. А потом предложила отсосать за пятьдесят баксов.

Он повел плечами и посмотрел на лежащие на полу фотографии.

— Наверное, мне надо было ее вышвырнуть, но, блин… Ее и так уже отовсюду вышвырнули.

Ниже в коробке лежали письма. Счета в конвертах с пометкой красными буквами: «Возвращено отправителю ввиду отсутствия марки». Я отложил их в сторону, вытащил две футболки, шорты, белые трусы и носки и остановившиеся часы.

— Ты сказал, большинство мужиков приходили всего по одному разу. А что насчет постоянных клиентов?

— Таких было всего двое. Одного я видел часто. Мелкий рыжий мозгляк примерно моего возраста. Он платил за номер.

— Наличными?

— Ага.

— А второй?

— Второй выглядел чуть получше. Блондин. Лет тридцати пяти. Приходил вечером, ближе к ночи.

Под грудой одежды обнаружилась белая картонная коробка высотой примерно в шесть дюймов. Я развязал розовую ленточку и открыл ее.

Уоррен заглянул мне через плечо и сказал:

— Ни фига себе. Про это мне Холли не рассказывала.

Это были приглашения на свадьбу. Штук двести. На шелковистой розовой бумаге каллиграфическим типографским шрифтом было выведено: «ДОКТОР КРИСТОФЕР ДОУ С СУПРУГОЙ ИМЕЮТ ЧЕСТЬ ПРИГЛАСИТЬ ВАС НА БРАКОСОЧЕТАНИЕ СВОЕЙ ДОЧЕРИ МИСС КАРЕН ЭНН НИКОЛС И МИСТЕРА ДЭВИДА ВЕТТЕРАУ, КОТОРОЕ СОСТОИТСЯ 10 СЕНТЯБРЯ 1999 ГОДА».

— В следующем месяце, — сказал я.

— Ни фига себе, — повторил Уоррен. — Не рановато ли они их напечатали? Получается, что она их заказала месяцев за восемь, а то и за девять до свадьбы.

— Моя сестра заказывала такие приглашения вообще чуть ли не за год. Как делают все порядочные девушки, следуя рекомендациям Эмили Пост. — Я пожал плечами. — И Карен казалась именно такой, когда я с ней виделся.

— Без балды?

— Без балды, Уоррен.

Я убрал приглашения назад в коробку и аккуратно завязал ленту. Шесть или семь месяцев назад Карен сидела за столом, поглаживая пальцами выпуклые буквы, вдыхая запах бумаги. Она была счастлива.

Под сборником кроссвордов я нашел пачку фотографий без рамок, в простом конверте со штемпелем бостонской почты, датированным маем этого года, и без обратного адреса. На конверте стоял только ньютонский адрес Карен. На фотографиях был изображен Дэвид Веттерау в компании с женщиной, и эта женщина была не Карен Николс. Брюнетка, в черном, стройная, как модель, в солнечных очках. Вид холодно-равнодушный. Они с Дэвидом Веттерау сидели на террасе кафе. На одном снимке держались за руки. На другом целовались.

Я перебирал фотографии под пристальным взглядом Уоррена.

— Плохо дело, — сказал он.

Я покачал головой. Деревья на снимке стояли голые, без листьев. Следовательно, встреча имела место где-то в феврале, то есть, по бостонскому календарю, ранней весной. Вскорости после того, как мы с Буббой навестили Коди Фалька, и ровно накануне дня, когда Дэвида Веттерау сбила машина.