Патрик Кензи (ЛП)

— Ага, — сказала Энджи. — А потом у нее начали зубки резаться. Это ты сейчас думаешь, что уже все видел. А на самом деле ты понятия не имеешь, что такое орущий ребенок. Я уже не говорю про отиты. Не приведи господи.

Я сказал:

— Помнишь, когда у нее оба уха воспалились и одновременно зуб лез?

— Бросьте, — сказал Дре. — Нарочно издеваетесь?

Мы с Энджи взглянули на него и медленно покачали головой.

— Конечно, в кино и в сериалах такого не показывают, — сказал я.

— Ну да. Как только ребенок по сюжету больше не нужен, его не видно и не слышно.

— А я на днях смотрел сериал. Там отец — агент ФБР, мать — хирург, а ребенку шесть лет. В начале серии они в отпуске, но без ребенка. Ладно, думаю, наверное, оставили ребенка с нянькой. Потом выясняется, что нянька работает в той же больнице, что и героиня. А ребенок где? Надо думать, ездит по магазинам. Или играет в классики на проезжей части.

— Голливудская логика, — сказала Энджи. — Вроде того, как в кино перед больницей или какой-нибудь конторой всегда есть свободное место для парковки.

— А тебе-то какое до всего этого дело? — спросил я Дре. — Ребенок-то не твой.

— Да, но…

— Но что? Позволь задать тебе один вопрос. Раз уж с вашей брехней насчет происхождения ребенка мы разобрались, скажи: ты спишь с Амандой?

Он откинулся назад и заложил ногу за ногу:

— А даже если и сплю? Что с того?

— Этот вариант мы уже обсуждали. Я задал тебе вопрос. Ты с ней спишь?

— А вам-то что?

— Ты не производишь впечатления человека, в которого Аманда могла влюбиться. Ты не ее тип.

— Ей семнадцать лет…

— Шестнадцать.

— На следующей неделе будет семнадцать.

— Вот на следующей неделе я и скажу, что ей семнадцать.

— Я к тому, что в таком возрасте нет и не может быть никаких таких «типов».

— А я к тому, что, какой бы это ни был «тип», ты к нему по-любому не относишься. — Я развел руками. — Извини, но это бросается в глаза. Ты смотришь на нее такими глазами, что сразу ясно: ты только и ждешь, когда же ей наконец стукнет семнадцать. А вот в ее глазах я ничего такого не замечаю.

— Люди меняются.

— Конечно, — сказала Энджи. — Только вкусы у них не меняются.

— Блин, — сказал Дре. Внезапно он показался мне покинутым и одиноким. — Я не знаю. Я просто не знаю…

— Чего ты не знаешь? — спросила Энджи.

Он посмотрел на нее увлажнившимися глазами.

— Я не знаю, почему я продолжаю вредить самому себе. Каждые несколько лет ввязываюсь в очередную историю. Как будто специально, чтобы лишить себя шансов на нормальную жизнь. Мой психоаналитик говорит, что я иду у себя на поводу. Знаю, что поступаю неправильно, но ничего не могу поделать. Воспроизвожу поведенческую схему родителей, которые развелись, и надеюсь, что у меня получится то, что не получилось у них. Я все это понимаю. Мне надо, чтобы кто-нибудь сказал мне: прекрати отравлять себе жизнь. Знаете, как я потерял лицензию на медицинскую практику и оказался в долгу у русских?

Мы покачали головами.

— Наркотики? — предположил я.