Патрик Мелроуз. Книга 1

— Жаль, что ты не можешь поехать, — сказал Дэвид Уиндфолл жене, пряча во внутренний карман смокинга пару презервативов. На всякий случай.

— Развлекайся, дорогой, — прохрипела Джейн, мечтая, чтобы он скорее уехал.

— Как же я развлекусь без тебя? — спросил Дэвид, гадая, хватит ли ему двух презервативов.

— Не глупи, дорогой. Ты еще на трассе обо мне забудешь.

Истинность ее слов Дэвид опровергать не стал.

— Надеюсь, завтра тебе полегчает, — сказал он вместо этого. — Я прямо с утра позвоню.

— Ты ангел, — отозвалась его жена. — Осторожнее на дороге.

Джонни по телефону сказал, что таки сам возьмет машину, и Патрик отправился в Читли один, радуясь, что может выехать засветло. Он изумлялся тому, с каким бешеным энтузиазмом прежде ходил по вечеринкам. Основывался энтузиазм на надежде, так и не оправдавшейся, что тревоги и ощущение никчемности исчезнут, едва его жизнь покроется сверкающим напылением гламура. Для этого нужно отказаться от своего мировоззрения, нужно превратиться в чужака, листающего дневник Патрика Мелроуза, нужно поверить, что, купаясь в лучах чужой славы, можно не искать своей.

Снобистская лихорадка прошла, и Патрик остался под потолочным вентилятором собственного сознания. Он старался не дышать глубоко, чтобы поменьше кислорода поступало в мозг, не способный генерировать ничего, кроме страха и сожаления.

Патрик в третий раз перемотал к началу «Пассажира» Игги Попа. Машина рванула вниз по склону холма к виадуку, тянущемуся меж фабриками и домами Хай-Уикома. Сбросив транс музыки, Патрик вспомнил эпизод сна, совершенно забытого утром. Во сне жирная овчарка бросалась на ворота с амбарным замком, ворота гремели. Во сне Патрик шел по дорожке мимо сада, а собака лаяла на него из-за зеленой мелкоячеистой сетки, какой во Франции часто огораживают пригородные сады.

Машина понеслась вверх по склону с другой стороны виадука, а из колонок грянули первые аккорды «Пассажира». Патрик скорчил рожу, приготовившись петь вместе с Игги, и давай выкрикивать знакомые слова на полтакта раньше, чем нужно. Под такую разноголосицу полная сигаретного дыма машина покатила навстречу сгущающейся тьме.

У Лоры имелся один недостаток, периодически проявлявшийся, когда она выходила из квартиры. Она за дверь не могла ступить, а если ступала, то непременно возвращалась. Иначе никак. Стоило вернуться — забытое и потерянное материализовывалось в сумке. С тех пор как сдох ее кот, стало еще хуже. Прежде Лора проверяла, есть ли у кота вода, есть ли питье, не выбежал ли он за ней в коридор, и это очень помогало ей самой.

Лора только что отправила Чайну подогнать машину к подъезду, мол, сумки слишком тяжелые, чтобы долго их нести. Истинная причина заключалась в другом: зачем Чайне видеть успокаивающий ритуал, без которого Лора не в состоянии выбраться из квартиры? Вышла она, пятясь, — абсурд, Лора знала, что это абсурд, — и по дороге коснулась дверной рамы. Разумеется, любой из соседей мог увидеть, как она пятится из квартиры с вытянутыми вперед руками, поэтому Лора предварительно выглянула в коридор и убедилась, что путь свободен.

— В машине можно поиграть в игру, — чуть раньше предложила Чайна. — Назови того, с кем меньше всего хочешь сидеть на вечеринке.

— Уже играли, — посетовала Лора.

— Да, но можно играть с точки зрения других.

— Ой, об этом я не подумала, — отозвалась Лора, а теперь, запирая дверь, подумала, что Джонни — бывший бойфренд Чайны. По дороге можно развлечься — расспросить ее о его привычках и выяснить, скучает ли она по нему.

Пожалуй, ни один человек в Англии не вкладывал в слово «старина» такого сарказма, как Александр Полицки, англичанин до мозга костей с русскими корнями. Еще он прославился как обладатель лучшей в стране коллекции обуви. Пара жокейских краг от Джона Лобба, сшитая до Первой мировой и подаренная Александру «старым кутилой и китчевым педиком, отцовским приятелем», упоминалась только в особых случаях, когда в разговоре неожиданно всплывала тема сапог или туфель.

Александр вез Али Монтагю к Боссингтон-Лейнам, у которых оба собрались остановиться. Али знал Билла Боссингтон-Лейна уже сорок лет и описывал их с женой как «людей, каких в Лондоне не встретишь. Они просто не подлежат транспортировке».

Однажды Билла спросили, цел ли его прекрасный усадебный дом. «Прекрасный усадебный дом? — переспросил тот. — Свалка наша на месте, если вы о ней».

— Кстати, читал сегодня в колонке Демпстера?{126} После обычной болтовни о лучших охотничьих угодьях в Англии, десяти тысячах акров и принцессе Маргарет Бриджит заявила: «Ничего особенного, просто несколько человек приедут отметить день рождения моего мужа». Она неисправима, правда?

— Ух, терпеть не могу эту женщину! — простонал Александр. — То есть я почти не против снисходительного отношения принцессы Маргарет, и сегодня наверняка…

— Так радуйся! — перебил Али. — Мне, например, больше по душе вечеринки у тех, кого я не люблю.

— Нет! — отрезал Александр. — Я не потерплю снисходительности от Бриджит Грейвсенд, урожденной Уотсон-Спот, или как бишь ее?