Патрик Мелроуз. Книга 2

– Я прочитаю вам отрывок из «Ригведы», – сказала Анетта. – В библиотеке фонда, когда я искала что-нибудь подходящее к случаю и способное отразить всю глубину духовной мощи Элинор, эта книга буквально упала мне в руки. – И она напевно продолжила: – «Она следует к цели тех, кто проходит выше, она – первая в вечной чреде грядущих рассветов, – Уша расширяется, выявляя тех, кто жив, и пробужая тех, кто мертв… В чем ее цель, когда она приводит в гармонию рассвет, озарявший ранее, с тем, что должно светить теперь? Она жаждет древних зорь и исполняет их свет; бросая сияние вперед, она вступает в общность с остальным, что должно прийти…» Элинор твердо верила в реинкарнацию и считала страдания очищающим пламенем, выжигающим все нечистое на пути к высшей духовной эволюции. Вдобавок ей было благодатное откровение: она знала, где и как возродится. У нас в фонде есть такая шкатулка ахов, как раз для таких вот прозрений и озарений, когда на миг замираешь и говоришь себе: «Ах!» Ну вы знаете, такое с каждым случается. К сожалению, об этом очень легко забыть в суете повседневных дел и забот, поэтому Шеймус, главный координатор фонда, придумал шкатулку ахов. Мы записываем наши мысли, складываем записки в шкатулку и все вместе читаем их по вечерам. – Она снова поняла, что отклоняется от темы, попробовала не поддаваться соблазну, но не устояла. – У нас был ученик шамана со, скажем так, сложным характером, и у него случалось несколько десятков «ахов» в день, которые по большей части были скрытыми или даже явными нападками на членов фонда. Однажды вечером, после того как мы ознакомились с его так называемыми озарениями, Шеймус со свойственным ему чувством юмора сказал: «Знаешь, Деннис, то, что для одного „ах!“, для другого „ох!“». И тут Элинор не выдержала и прыснула со смеху, а потом и вовсе расхохоталась, из вежливости прикрывая рот рукой, чтобы бедняга не слишком обиделся. И в этом шаловливом смехе, в этой доверчивой улыбке вся Элинор. В общем, – сказала Анетта, наконец-то собравшись с мыслями для финального заявления, – как было сказано, после первого инсульта, когда она еще не переехала в дом престарелых, она положила в шкатулку ахов удивительную записку с описанием своего видения. Ей было открыто, что в следующей жизни она вернется в «Сен-Назер» юным шаманом, когда мы с Шеймусом будем уже в преклонных летах, и что мы поручим ей руководство фондом, так же как она в свое время поручила его нам, таким образом создавая неразрывную преемственность. Прошу вас, запомните эти слова – неразрывная преемственность – и помолитесь за скорейшее возвращение Элинор.

Анетта склонила голову, торжественно выдохнула и закрыла глаза.

8

Мэри подумала, что про «скорейшее возвращение» – это уже перебор. Она нервно покосилась на гроб, будто ожидая, что Элинор вот-вот сдвинет крышку и выпрыгнет, неловким театральным жестом раскинув руки, чтобы обнять мир, точь-в-точь как на излишне мелодраматичной фотографии, что украшала буклет. Видя, как Патрик съежился от смущения, Мэри пожалела, что обратилась к Анетте с просьбой о прощальной речи, но больше никто для этой роли не подходил. Светская жизнь Элинор, больше напоминавшая подсечно-огневой метод, уничтожила на корню глубокие дружеские привязанности, особенно после долгих лет маразматического одиночества и испорченных отношений с Шеймусом.

Мэри поручила Джонни прочесть стихотворение и в совершеннейшем отчаянии упросила Эразма огласить стихи из Библии, поскольку Нэнси расклеилась от жалости к себе и боялась, что не успеет прилететь из Нью-Йорка на церемонию прощания. Не совсем адекватный подбор чтецов несколько смягчался выбранными для чтения пассажами. Подходила очередь двух традиционных, до боли предсказуемых библейских глав, и их выбор теперь представлялся Мэри невообразимо скучным и занудным. Однако же о смерти никому и ничего не известно, кроме того факта, что ее не избежать, а поскольку эта неопределенная определенность всех ужасала, то непроницаемое величие библейских строк, равно как и предпочитаемая Анеттой расплывчатая непостижимость восточной мудрости, наверняка было уместнее нарочитой и будоражащей новизны. А Элинор все-таки была христианкой – ко всему прочему.

Как только Анетта завершит свою речь, ее место должна будет занять Мэри. По правде сказать, ей было очень не по себе. Скрепя сердце, с показной, якобы неудержимой поспешностью она встала, протиснулась мимо Патрика, отводя глаза, и направилась к кафедре. Когда она объясняла, что очень не любит публичных выступлений, ей приходилось выслушивать всякие дурацкие советы типа «Не забывай дышать», но лишь теперь она поняла почему. Сперва ей показалось, что она упадет в обморок, а потом, читая сотни раз отрепетированные строки, она почувствовала, что задыхается.