– Ах, я вас чаем облила! – запричитала Анетта.
Патрик на ходу бросил «извините» и торопливо пересек зал. Он вышел к лестнице и, не зная, куда направляется, сбежал по ступенькам, едва касаясь рукой перил, словно его ждали срочные дела.
13
Мэри улыбнулась Генри в противоположном конце зала и двинулась ему навстречу, но дорогу ей преградила Флер.
– Надеюсь, я не обидела вашего мужа, – сказала она. – Он так неожиданно оборвал наш разговор, а теперь и вовсе ушел из зала.
– Ему сегодня не по себе, – объяснила Мэри, завороженно глядя на помаду Флер, которая теперь не просто сползла на щеку, но и покрывала передние зубы.
– Надломленная психика, да? – спросила Флер. – Господи, уж я-то по своему опыту знаю, как это тяжело, и сразу замечаю, если с другими что-то не так.
– Но сейчас-то вы в полном порядке, – отважно солгала Мэри.
– А знаете, как раз сегодня утром я подумала, – сказала Флер, – зачем принимать таблетки, если ты в полном порядке? Вы совершенно правы, я в полном порядке, понимаете?
Мэри невольно отпрянула:
– Да-да, понимаю.
– У меня такое чувство, что сегодня со мной случится что-то необыкновенное, – продолжала Флер. – А когда мой потенциал раскроется полностью, я уверена, что смогу все, даже воскрешать мертвых.
– На этом банкете лучше не надо, – притворно улыбнулась Мэри. – Прежде чем воскрешать Элинор, спросите разрешения у Патрика.
– Ах, мне так хочется еще раз увидеть Элинор! – воскликнула Флер, будто, воодушевленная замечанием Мэри, собралась приступить к делу.
– Извините, пожалуйста, – сказала Мэри. – Мне надо поговорить с двоюродным дядей Патрика. Он прилетел из Америки, мы его даже не ожидали.
– Обожаю Америку, – заявила Флер. – После банкета я туда слетаю.
– На самолете? – уточнила Мэри.
– Да, разумеется… А! – Флер запнулась. – Ну, вы понимаете…
Она раскинула руки, наклонила голову и, покачиваясь из стороны в сторону, громко захохотала, отчего все присутствующие тотчас же обратили на них любопытные взгляды.
Мэри коснулась вытянутой руки Флер, ободрительно улыбнулась, давая понять, что оценила тонкую шутку, и решительно направилась к Генри, одиноко стоявшему в углу зала.
– От ее смеха ушам больно, – пожаловался Генри.
– И не только ушам, – вздохнула Мэри. – Это волнует меня больше всего. Боюсь, она устроит нам сцену.
– А кто это? Экзотичная особа.
Ресницы Генри четко вырисовывались на фоне бледной прозрачности глаз.
– Никто из нас с ней не знаком. Она просто явилась без предупреждения.
– Совсем как я, – с демократичной вежливостью сказал Генри.
– Только тебя все знают и очень рады видеть, – уточнила Мэри. – Еще и потому, что очень немногие пришли проводить Элинор в последний путь. Она почти ни с кем не общалась, светских связей не поддерживала. Друзей у нее было мало, да и те полагали, что она целиком посвятила себя каким-то высоким идеалам, но на самом деле ее жизнь была пуста. И в последние два года ее никто не навещал, кроме меня.
– А Патрик?
– И Патрик не навещал. Его визиты ее очень расстраивали. Она пыталась что-то сказать, но не могла. И не потому, что в последние два года лишилась дара речи. Она просто не могла выразить то, что хотела ему сказать, и не потому, что ей не хватало красноречия, а потому, что не знала, что именно. А когда заболела, то на нее неимоверно давил гнет невысказанного.
– Как все это ужасно, – сказал Генри. – Мы все этого боимся.
– Поэтому, пока мы еще способны на сознательные действия, надо перестать замыкаться в себе, избавляться от защитных механизмов, иначе они будут разрушены и нас заполонит безымянный ужас.
– Бедняжка Элинор, мне так ее жаль, – сказал Генри.
Оба умолкли.
– В таких случаях англичане говорят: «Не будем о грустном», чтобы не показать, что стесняются беседовать о серьезных вещах, – сказала Мэри.
– А мне как раз хочется погрустить, – с печальной улыбкой заметил Генри.
– Я правда очень рада, что ты приехал, – сказала она. – Ты всегда просто любил Элинор, без каких-либо осложнений.
– О господи, Кэббедж! – воскликнула Нэнси, хватая Генри за руку с пылом жертвы кораблекрушения, обнаружившей, что кто-то из родных все-таки остался в живых. – Спаси меня от этой жуткой особы в зеленом свитере. Даже не верится, что моя сестра была с ней знакома. И вообще, эта церемония прощания – нечто из ряда вон выходящее. Джонсоны бы такого не допустили. Ты помнишь мамины похороны? А тети Эдит? На маминых было восемьсот гостей, половина французского правительства, Ага-хан, Виндзоры… в общем, все.
– Элинор избрала другой путь, – напомнил Генри.
– Не путь, а козью тропку, – закатила глаза Нэнси.
– А вот мне все равно, кто придет на мои похороны, – сказал Генри.