Патрик Мелроуз. Книга 2

– Это потому, что ты знаешь, кто туда придет – одни сенаторы, весь цвет общества и рыдающие красавицы, – заявила Нэнси. – Проблема похорон в том, что их всегда устраивают в последний момент. Нет, конечно, есть еще мемориальные банкеты, но это не то же самое. В похоронах есть нечто торжественное, драматическое… Только я терпеть не могу открытые гробы. Помнишь дядю Влада? Мне до сих пор кошмары снятся, как он лежал в своем белом мундире с золотыми эполетами, весь такой жуткий… Боже мой, занимаем круговую оборону! – воскликнула она. – Зеленая кикимора опять на меня уставилась.

Флер с невероятным наслаждением, чувствуя свое безраздельное всемогущество, высматривала в зале тех, кто еще не получил удовольствия от ее разговоров. Ей было ясно все, что происходило вокруг; стоило взглянуть на человека – и становились видны сокровенные тайны его души. К счастью, Патрик Мелроуз отвлек официантку, выклянчивая у той номер телефона, и Флер без посторонней помощи смешала себе приличный коктейль: полный бокал джина и самая капелька тоника, а не наоборот. А что такого? Спиртное не в состоянии замутить кристальную чистоту ее сознания. Она поднесла к губам перемазанный помадой бокал, сделала большой глоток и направилась к Николасу Пратту, полная решимости помочь ему понять себя.

– У вас надломленная психика? – осведомилась она, укоризненно уставившись на него.

– Простите, мы знакомы? – ледяным тоном спросил Николас неизвестную особу, осмелившуюся преградить ему дорогу.

– Видите ли, у меня чутье на такие вещи, – продолжала Флер.

Николас опешил, разрываемый противоречивыми желаниями: морально уничтожить эту помешанную старую каргу в траченном молью свитере или похвастаться великолепным состоянием своей абсолютно здоровой психики.

– Ну так как у вас с психикой? – не унималась Флер.

Николас на миг приподнял трость, словно собираясь отмахнуться, но тут же твердо уткнул ее в ковер, всем телом налег на набалдашник и полной грудью вдохнул холодный бодрящий дух презрения, струившийся из бреши, пробитой нахальным вопросом Флер. Как он сам часто заявлял, презрение всегда подстегивало его красноречие.

– Нет, моя психика не надломлена, – пробасил он. – Даже в наш развращенный век беспрестанных жалоб и покаяний нам не удалось вывернуть действительность наизнанку. Когда любую беседу сдабривают бессмысленным набором пустопорожних фрейдистских терминов, как жареную картошку в газетном кульке – солью и уксусом, то некоторые отказываются жрать из общего корыта. – Произнеся вульгарную фразу, он набычился и продолжил: – Интеллектуалы и люди взыскательные носятся со своими «синдромами», и даже глупцы и непроходимые тупицы уверены, что имеют право на «комплексы». Мало того что любого ребенка теперь следует именовать «одаренным», у него еще непременно надо обнаружить какое-нибудь нарушение развития – синдром Аспергера или там аутизм; дислексия триумфально шествует по детским площадкам; несчастные «юные дарования» страдают в школе от задир и забияк; а если не признаются, что их обижают, то, значит, должны признаться, что сами выступают обидчиками. Видите ли, моя дорогая… – Николас демонически хохотнул. – В данном случае я обращаюсь к вам «моя дорогая» исключительно потому, что наверняка страдаю синдромом дефицита искренности, если только какой-нибудь честолюбивый шарлатан, высадившись на жгуче-саркастический берег великого континента Иронии, не заявил, что инверсию поверхностного значения следует именовать синдромом Поттера или желтухой Джонса. Так вот, моя дорогая, с моей психикой все в полном порядке. Лавина нынешнего пристрастия к патологии благополучно обошла меня стороной и остановилась в значительном отдалении от моих абсолютно здоровых ног, а если я приближусь к этой груде мусора, то она расступится, открывая путь невероятному человеку – человеку в добром здравии, при появлении которого психотерапевты разбегаются, объятые священным ужасом и стыдом.

– Вы псих, – уверенно заявила Флер. – Я так и знала. Как раз на таких у меня чутье. Мой внутренний радар в любой толпе отыщет людей с проблемами подобного рода.

Николас в отчаянии сообразил, что залп его язвительного красноречия пролетел мимо цели, и, как профессиональный танцор танго, сделал резкий разворот на самом краю танцплощадки и выкрикнул во весь голос:

– Да пошла ты к черту!

Флер понимающе посмотрела на него:

– Вам надо лечь в реабилитационную клинику. За месяц вам там помогут смягчить упорство и успокоить все бури сердца, как в гимне поется. Ну, вы же знаете… – Она закрыла глаза и восторженно запела: – Господь, небесною росой смягчи упорство в нас, все бури сердца успокой… Изумительные слова. Хотите, я поговорю с доктором Пагацци, он в «Прайори» лучший. Иногда бывает излишне суров, но это ради вашего же блага. Вот я раньше тоже была псих психом, а теперь в полном порядке. – Она склонилась к Николасу и доверительно зашептала: – В совершеннейшем порядке, знаете ли.