Патриот

Ситуация стала совсем катастрофической, когда, в очередной раз сказав, что денег у меня нет, и отказавшись дать проверить карманы, я получил по лицу, да ещё после этого всё-таки отдал двадцать копеек. Дома я сказал, что губа распухла оттого, что я её прикусил. Весь вечер и полночи горевал и думал, что же делать, а с утра пошёл погулять. И тут навстречу идёт этот чёртов Кран. Разворачиваться, делать вид, что я его не заметил, и идти в другую сторону было уже поздно. «Чё это у тебя, губа распухла? Дай посмотреть», — сказал он мне вроде бы примирительно, пытаясь повернуть моё лицо.

И тут я совершил самый смелый поступок в своей жизни. Сейчас меня почти в каждом интервью спрашивают, не боюсь ли я и откуда черпаю смелость. Мне искренне кажется, что моя работа в последние пятнадцать лет особой смелости не требует (это скорее вопрос осознанного выбора) и уж точно не требует и одного процента той отваги, которая понадобилась мне тогда. Наверное, это чувство знакомо многим: от ярости, отчаяния и, как ни парадоксально, прежде всего от страха ты становишься способен на самые решительные и смелые поступки. Выкрикивая все известные мне ругательства, я несколько раз со всей силы ударил его в лицо. Примерно половина ударов достигла цели. От неожиданности он упал и в полном изумлении смотрел на меня, лёжа на спине, слегка прикрываясь руками, видимо, в ожидании, что я сейчас брошусь его топтать. Я в таком же шоке смотрел на него сверху. Вспышка ярости прошла, адреналин уходил, и с каждой миллисекундой я всё больше чувствовал себя знаменитым котом Шрёдингера: то ли Кран сейчас встанет, и я буду мёртв, то ли нет. Так я постиг жизненное правило: совершить смелый поступок легче, чем иметь дело с его последствиями. И я убежал.

Я бежал что есть силы и оглядывался: Кран бежал за мной. Правда, сильно поотстав. Ему всё-таки потребовалось секунд пять, чтобы прийти в себя и подняться. Через две минуты в боку закололо, но я терпел, понимая, что, если я остановлюсь, будет гораздо хуже. В итоге я всё-таки убежал, и следующие дня три было прямо очень страшно. Во-первых, я мог быть бит прямо в школе перед друзьями и, что ещё ужаснее, перед девочками, а во-вторых, Кран мог побить меня с целой компанией своих друзей-хулиганов. Об этом даже думать не хотелось. Однако, к моему огромному удивлению, несколько раз столкнувшись со своим злодеем в школе, я обнаружил, что он только устрашающе смотрит на меня, но к активным действиям не переходит. Постепенно установилась ситуация, при которой он демонстративно не замечал меня, а я точно так же — его. До сих пор не понимаю, почему так случилось и почему он не попытался меня побить хотя бы из мести. Возможно, это объясняется макроэкономической теорией: свободный агент бродит по рынку и отнимает деньги у младшеклассников, каждый из которых в среднем одинаково запуган и одинаково строптив. Продемонстрировав вспышку безумия, я повысил в глазах агента издержки домогательств. Соответственно, он принял рациональное решение не обращать внимания на меня, а переключиться на других, менее психованных. Так что меня, можно сказать, спасла невидимая рука рынка.

Второе возможное объяснение заключается в том, что я благоразумно не стал рассказывать всем об этом инциденте, поделившись по секрету только с парой близких друзей. И Кран, поняв, что я не пытаюсь подорвать его репутацию главного хулигана, успокоился.

После эпического «Противостояния возле 21-го дома», в результате которого мне удалось сбросить ненавистное иго и избавиться от денежной дани, школьная жизнь нормализовалась. До самого конца школы я учился лучше среднего, у меня были отличными отметки по литературе и истории, хорошие по математике, физике и сходным предметам и только одна особенность: очень плохое поведение. Я не дрался, не прогуливал, не бил окна, а совершал проступки, гораздо более тяжкие в глазах учителей: постоянно шутил. В каждом классе есть ученик, который обожает по поводу и без повода громким голосом вставлять свои ремарки, по большей части — очень глупые. В нашем классе это был я.