Патриот

Суть моей политической стратегии в том, что я не боюсь людей и открыт к диалогу с каждым. Я могу разговаривать с правыми, и они готовы меня выслушать. Могу разговаривать с левыми, и они тоже готовы меня выслушать. Я могу разговаривать с демократами, потому что я сам один из них. Настоящий политический лидер не может просто взять и отказаться от огромной части своих сограждан, потому что лично ему не симпатичны их взгляды. Поэтому нужно сначала добиться, чтобы любой человек — и правый, и левый — мог на равных условиях участвовать в выборах и чтобы эти выборы были честными, а потом уже конкурировать между собой.

В нормальной развитой политической системе я бы вряд ли оказался в одной партии с националистами. Но при этом попытки дискредитировать националистическое движение я считаю глупыми и бесперспективными. Без сомнения, людей, которые устраивают погромы, нужно привлекать к ответственности, но остальным нужно дать возможность действовать легально и высказывать свое мнение, даже если оно вам не нравится. Эти люди уже существуют, как и их сторонники, и никуда не денутся, даже если вы будете их игнорировать. Их ослабление в конечном счёте приведёт только к усилению Путина. Что в итоге и произошло. Пока мы были заняты мелкими разборками и решали, кого к какому лагерю приписать и с кем нам корректно находиться на одной фотографии, мы оказались в стране, где людей сажают в тюрьмы ни за что или даже убивают.

В авторитарной стране политика устроена очень примитивно: либо ты за власть, либо против. Это единственный критерий системы «свой — чужой», который доступен российскому обществу, — все прочие политические координаты начисто сбиты. Я постоянно сталкиваюсь с непониманием западной аудитории в ответ на мои рассуждения о российских партиях. Они привыкли иметь дело с очень чётким политическим спектром: правые, левые, социал-демократы, либералы. Но к России это всё не относится. Наши коммунисты — это не «левые» в классическом понимании, они не поддерживают меньшинства и не особо агитируют за повышение минимальной зарплаты. Российские коммунисты гораздо консервативнее даже американских правых. В нашей стране совершенно другой политический ландшафт. Легализация оружия, запрет абортов (темы, которые в западном мире вызывают ожесточённые споры) российских избирателей трогают гораздо меньше. Нам бы для начала сделать так, чтобы у нас была свобода слова, честные выборы и соблюдались права человека.

Но если мне даже спустя столько лет приходится объяснять, почему я решил вести диалог с националистами (впрочем, справедливости ради, сейчас — гораздо реже), то в середине нулевых это и вовсе был скандал. В «Яблоке» этим быстро воспользовались и в 2006-м решили исключить меня из партии под предлогом участия в «Русском марше», хотя всем уже тогда было очевидно: настоящая причина в том, что я слишком уж злостно критиковал Явлинского и ответственность за неудачи «Яблока» публично возлагал именно на него. Если бы я его хвалил, всё бы наверняка сложилось иначе. В Красноярске у нас был председатель отделения партии по фамилии Абросимов (я хорошо её запомнил, потому что девичья фамилии Юли такая же), который на своё здание повесил большую растяжку с надписью: «Россия для русских!» В «Яблоке» все схватились за сердце, но изгонять его тогда не стали, потому что он-то как раз Явлинского очень хвалил.

Иронично, что моё исключение длилось целый год — столько же, сколько я ждал, чтобы вступить в «Яблоко». Мне говорили: «Уходи сам», а я говорил: «Не уйду, вам надо — вы и исключайте». Но они, видимо, не хотели привлекать внимания, и наше противостояние тянулось месяцами, постепенно приобретая всё более фантастические формы. Его апогеем стал «Оруэлл в „Яблоке“», как окрестил ситуацию Яшин.

С последним выпуском партийной газеты, выходившей, между прочим, тиражом в миллион сто одиннадцать тысяч экземпляров, произошла удивительная вещь. На первой странице была фотография: «яблочная» первомайская демонстрация, люди под белыми флагами. Если приглядеться, можно было обнаружить, что один флаг плывёт по воздуху вопреки всем законам физики. Древко у него есть, а руки, которая бы его держала, — нет. Секрет был в том, что рука, как и все остальные части тела, была моей — это я шёл и нёс тот флаг. Как рассказали Яшину, Явлинский лично позвонил дизайнеру и велел меня заретушировать.

После этого я уже принципиально наотрез отказался уходить из партии сам. Наоборот, я написал пост, в котором обратился к Явлинскому и потребовал от него уйти в отставку. Потом этот пост, как и другие с критикой «яблочного» руководства, распечатали на нескольких листах и раздали на заседании политбюро партии, чтобы обосновать моё исключение. Про национализм там не было ни слова.