Патриот

– Прошу прощения, ваша светлость! – повысил голос сержант Колон.

Патриций оторвался от беседы с Леонардом.

– Да, сержант?

– А как именно в Клатче поступают со шпионами, сэр?

– Э-э… дай-ка вспомнить… – вступил в разговор Леонард. – Ну да, конечно… шпионов в Клатче отдают женщинам.

Лицо Шнобби просветлело.

– О, это ведь совсем неплохо…

– Нет, Шнобби, ты не так понял… – начал было Колон.

– …Потому что я смотрел картинки в той книжке, что читала капрал Ангва, ну, как ее, «Сад Услад», так вот там…

– …Ты меня лучше послушай, Шнобби, эй…

– …Чтоб я провалился, мне и в голову не приходило, что такое можно вытворять с…

– …Шнобби, слушай…

– …А когда одна дамочка…

– Капрал Шноббс! – заорал Колон.

– Да, сержант?

Наклонившись, Колон прошептал что-то Шнобби на ухо. Выражение лица капрала стало медленно меняться.

– Так они…

– Да, Шнобби.

– В самом деле…

– Да, Шнобби.

– У нас дома такого не делают.

– Мы не дома, Шнобби. И лично я очень об этом жалею.

– Хотя про Тетушек Милосердия всякое рассказывают!

– Господа, – вступил в дискуссию лорд Витинари, – думаю, у Леонарда несколько разыгралась фантазия. То, о чем вы говорите, может, и случается в горных племенах, но клатчская цивилизация в целом – одна из самых древних и высокоразвитых, и официально подобное никак не может практиковаться. Мне представляется, скорее вас угостят сигаретой.

– Сигаретой? – не понял Фред.

– Да, сержант. И поставят к хорошо освещенной стене.

Сержант Колон задумался в поисках подвоха.

– Дадут самокрутку да еще предложат о теплую стенку облокотиться?

– Думаю, они предпочтут, чтобы ты стоял прямо, сержант.

– Ну, можно и прямо постоять. В конце концов, ты в плену или где? Что ж… В таком случае я готов рискнуть.

– Вот и хорошо, – спокойно заключил патриций. – Скажи, сержант, на протяжении твоей долгой военной карьеры кому-нибудь хоть раз приходила в голову мысль повысить тебя в звании?

– Никак нет, сэр!

– Ума не приложу почему.

На пустыню обрушилась ночь, внезапно облив пески темным фиолетом. Свет алмазных звезд с легкостью пронзал прозрачный воздух, напоминая вдумчивому наблюдателю, что недаром религии рождаются именно в пустынях и на возвышенностях. Не видя над головой ничего, кроме бездонной безграничности, человек испытывает отчаянную потребность хоть чем-нибудь от нее отгородиться.

Из нор и трещин показалась жизнь. Вскоре пустыня наполнилась жужжанием, пощелкиванием и повизгиванием существ, которые, за недостатком присущей человеку способности думать, не искали, кто виноват, а сразу искали, кого бы сожрать.

Часа в три утра Сэм Ваймс вышел из шатра покурить. Холодным воздухом его оглушило, как дверью. Стоял мороз. Разве в пустыне такое возможно? Пустыня – это когда кругом песок, верблюды и… и… он замялся в поисках нужного слова, как человек, чьи познания в географии сразу дают сбой, стоит сойти с проторенной дорожки… ну да, верблюды, а еще финики. И, наверное, бананы с кокосами. А сейчас дыхание чуть ли не звенит в воздухе.

Адресуя жест расположившемуся у ближайшего шатра д’рыгу, он театрально помахал пачкой. Тот в ответ пожал плечами.

От костра осталась лишь кучка пепла, но Ваймс, в тщетной надежде найти тлеющий уголек, все тыкал и тыкал в нее палкой.

Его самого поражало, до чего он зол. Ахмед – ключ ко всему, это ясно. А они застряли здесь, посреди пустыни, а Ахмеда и след простыл, а они в лапах… спокойных, милых людей, просто с ума сойти! Но они ведь разбойники, нечто вроде сухопутных пиратов, хотя Моркоу наверняка возразил бы: мол, и среди разбойников есть приличные люди. Ты их гость, а значит, они мягкие, как пирог с патокой… или с овечьими глазами – или какую еще дрянь засовывают тут в пироги?

На озаренном лунным сиянием песке что-то шевельнулось. С дюны соскользнула тень.

Ночная пустыня огласилась воем.

Даже самые крохотные волоски на спине Ваймса встали дыбом – точь-в-точь как в свое время шерсть на спинах у его очень далеких предков.

Ночь всегда стара. Слишком часто ему доводилось ходить темными улицами в самые глухие часы, когда ночь простиралась в бесконечность, и он нутром чуял, что дни, короли и империи приходят и уходят, а ночь остается всегда такой, как была, древней и неизменной, и ее возраст измеряется бесконечностью. В бархатных тенях просыпаются ужасы, и, хотя природа когтей может меняться, природа зверя не меняется никогда.

Очень медленно он поднялся и потянулся за мечом.

Меча не было.

Его забрали. И даже не…

– Какая замечательная ночь, – произнес кто-то у него за спиной.

Рядом стоял Джаббар.

– Кто там бродит? – шепотом спросил Ваймс.

– Враг.

– Который из них?

В ответ ярко сверкнули зубы.

– Мы это обязательно выясним, оффенди.

– На нас могут напасть? Но зачем?

– Может, оффенди, они считают, у нас есть что-то очень нужное им.

Еще несколько теней скользнули в ночи.

А одна выросла прямо за спиной Джаббара, склонилась и подняла его в воздух. Огромная серая рука выхватила ятаган из-за пояса д’рыга.

– Как прикажете с ним поступить, сэр?

– Детрит?

Рукой со все еще болтающимся в ней д’рыгом Детрит отдал честь.

– Все на месте, и все в порядке, сэр!