Патриот

Директор каждый день приезжает на большом чёрном седане с рекламой олимпиады на капоте. Паркует свой ауди практически вплотную к крыльцу, чуть не залезая на ступени, так что говорливой студенческой реке приходится обтекать его с двух сторон, как будто огромный блестящий валун.

Теперь же машину обходили за пять метров, пробираясь по краешку скользкого крыльца и залезая ногами в землю. То и дело кто-то тычет пальцем в стёкла — все в пахучих пятнах и разводах. Те же самые пятна на капоте, и вокруг искапан весь асфальт.

— Чувак уговорил целую банку апельсинового сока, — говорит со смешком Паша. Он стоит на ступенях и, скрестив на груди руки, довольно разглядывает автомобиль. Ислам думает о Сопротивлении и пытается припомнить, не было ли среди склада бакалеи там пачек с цитрусовым отжимом. — Не меньше.

— А что дир? — спрашивает кто-то.

— Рвёт и мечет. В учительской или у себя в кабинете, не знаю, но орёт на весь этаж.

Не верится, что этот начищенный и отполированный до блеска человек способен извлекать потоки бранных слов, однако Ислам слышал сам, спускаясь по лестнице. Правда, принял это за гул в вентиляционных трубах.

— Как обоссали-то? — спрашивает Ислам — Из окна?

Задирают головы, а Паша доверительно говорит:

— Касаткина — вон та вон девчонка — видела в окно струю. Даже стекло забрызгано, хорошо, что закрыто было. Это мёртвый час был, внизу никого, иначе были бы жертвы.

— Значит, с третьего?

— Думаю, что с крыши.

Ухмылка его скашивается. Будто прибавляет в весе с одной стороны.

— Настоящий супермен. Одной рукой держаться за конец, другой — за ограждение. Надо же…

Обратно на пары Хасанов не пошёл. Повинуясь наитию, рванул по липнущей к зданию с одной стороны и газону — с другой дорожке в общагу.

В курилке возле камина Ислам застал небывалое количество народа. Курят на лестничной площадке на втором, третьем и четвёртом этажах. Каменные пролёты здесь источают холод (в летнюю жару — прохладу, но мало кому доводилось ей наслаждаться), однако ребят это не останавливает. По лестницам гуляет смех, перила истёрты тысячью ладоней и исписаны сотнями надписей. Консервные банки щетинятся бычками.

Сидят на колченогих стульях, списанных «в курилку» на пенсию. На площадке третьего какой-то виртуоз изобразил поверх облупившейся стены гуашью камин с горящими углями, подписал: «Welcome to Гостиная!» Гостиная на каждом этаже имелась своя, более или менее отапливаемая, со столиками и скрипучими продавленными диванами, но всё-таки здесь собиралось куда больше людей.

Третий оказывался в курсе всех новостей. Те, кто бежит к друзьям на четвёртый и, соответственно, с четвёртого на второй, встречают здесь знакомых, тормозятся, завязывается разговор. Возле камина постоянно тусуется народ, и в моменты, когда собирается особенно большая и душевная компания, со второго этажа волокут косолапый стол.

Военный совет в самом разгаре, бычки катаются под сланцами и кроссовками тех, кто только что с улицы, стоит возбуждённый гул голосов.

Ислам пробирается через толпы и упирается в вытянутое лицо Леонида. Как обычно, похож на фонарный столб, шорты полощутся на волосатых ляжках, майка-алкашка обнимает лямками плечи. На шее мохрастое синее полотенце, из уголка рта торчит зубная щётка. Шёл умываться.

— Всё обсасываете?

— Что?

— Конец этого героя?

Леонид ухмыляется краешками губ, но унылое выражение возвращается на место.

— Это же апокалипсис, Ислам! Общагу перевернут вверх дном.

— И что они будут искать? Похожую по цвету мочу? Загонят всех по толчкам и…

— Не смешно. Нас могут лишить крыши. То, что ты живёшь с бабой, не значит, что остальные такие же ушлые… Ты думаешь, что тут такой ажиотаж? Кто-то перебрался на крышу университета с нашей крыши.

— Почему не с женской? У них крыша не хуже…

— Подумай головой, — укоризненно говорит Лёня. — Возможно, сначала они проверят теоретический выход на крышу самого универа. Все пожарные лестницы. А потом уже пойдут сюда. Но придут сегодня. Видел бы ты нашего основного. Лицо перекошено, машет руками, что твоя мельница…

Несмотря ни на что, Леонид говорит об этом с изрядным ехидством.

В курилке присутствует даже Игорь, подобно подъёмному крану, он возвышается в своей лимонной рубашке над остальными, явно плохо понимая, что он здесь делает. Ислам представляет, как Игоря тащат по коридору, упирающегося, приговаривая: «Ты же здесь босс…» Невнятная речь струится сверху на головы.

— Откровенно говоря, ребята, я никогда не поощрял эти ваши хождения по крышам. Кто так делает? Неужели нельзя пригласить, — в этот момент его лицо становится пунцовым, — девочку погулять, в какое-нибудь кафе. В последнее время что-то у нас слишком много нарушений. Меня это, знаете, расстраивает. Я не собираюсь вас всех покрывать. Я вообще не хотел этот пост и вот теперь приходится разруливать ваши косяки…

По мнению Хасанова, от него куда больше шума, чем пользы. Но вот Гоша задаёт очень важный вопрос:

— Кстати, а кто-нибудь в курсе, кто это сделал?

На секунду наступает тишина, потом какой-то парень с первого озвучивает общие мысли: