Патриот. Жестокий роман о национальной идее

Гера узнал о смерти своего шофера только к вечеру. Часам к трем дня, когда от Вовы так и не случилось никаких вестей, он понял, что яд действует, и, судя по всему, даже быстрее, чем предполагал Пронин. Сам позвонить долго не решался, а когда все-таки позвонил, то трубку взяла заплаканная жена Вовы. Гера некоторое время слушал ее отчаянные многоголосия, отстранив трубку от уха и не пытаясь даже вклиниться в монолог потерявшей мужа женщины. Затем, воспользовавшись паузой, когда Наталья, видимо, набирала в легкие побольше воздуха, пробормотал какие-то дежурные соболезнования и поспешил повесить трубку. Некоторое время сидел, разглядывая пузырек, в котором оставалось еще около двух третей содержимого, затем, видимо, на что-то решившись, прошел на кухню, открыл нижний шкафчик и выбросил «сувенир» в мусорное ведро: утром придет домработница и вынесет. Побродил еще некоторое время по пустой квартире, хотел было выпить, да вспомнил, что завтра понедельник. «День вопросов», как сам он назвал завтрашний день, и завалился спать. Ему приснился до болезненного блеска начищенный паркетный пол, какие-то яркие пятна отражений в нем, но, сколько он ни силился поднять голову и посмотреть, что же это такое там, на потолке, сияет, ничего не получалось.

…В понедельник Гера как ни в чем не бывало приехал в офис на такси, распорядился, чтобы внизу, при входе, была выставлена траурная доска с портретом Вовы, и попросил свою секретаршу, чтобы та собрала со всех сотрудников деньги:

— Ты там собери рублей по сто, чтобы на венок хватило. Позвони в «Ритуал», скажи, чтобы они там ленточки приготовили к венку с надписью «От коллег». Подожди, я вот тоже сдам, — Гера полез в бумажник, ста рублей там не обнаружил и, протянув ей тысячную купюру, сказал: — Как у тебя сотенных наберется, вернешь мне сдачу. И вызови ко мне Брикер, а то уже половина одиннадцатого, а наша принцесса изволит опаздывать, как всегда.

Секретарша принялась искать Киру по всем телефонам, но, естественно, никакого результата это не принесло. Промучившись с полчаса, она доложила Гере, что найти Киру Борисовну не в состоянии.

— Ну, ничего страшного. Как она появится, сразу пусть зайдет ко мне. — Гера, заканчивая фразу, набрал телефон приемной Рогачева:

— Алле, Таня? А Петр Сергеевич на месте? Что? Встречается? А с кем, если не секрет? С Сеченовым? А кто там еще? Они вдвоем… — у Геры вытянулось лицо, — и давно у них началось… началась эта встреча? Ах, только что… А вы не могли бы меня соединить с Петром Сергеевичем, как только они там… закончат?

Таких встреч «с глазу на глаз», между вежливо раскланивающимися и в то же время ненавидящими друг друга Рогачевым и Сеченовым, не бывало отродясь. Во всяком случае, Гера, поддерживающий с Таней приятельские отношения и поэтому находящийся в курсе всех кремлевских сплетен, о таких встречах не слышал. Давно уже став аппаратчиком, подпитывающим себя за счет мельчайших вибраций бесконечной интриги между сеченовской и рогачевской группами влияния, умело играя на настроениях обоих бонз и давно уже сделав для себя выбор в пользу более влиятельного Сеченова, сейчас Гера чувствовал себя неуверенно. Исчезновение Киры и смерть шофера в любом случае вызовут вопросы, на которые он должен будет ответить, и ответить так, чтобы отвести от себя если и не подозрения, которые обязательно возникнут, так хотя бы мысли о его прямом участии в исполнении этих убийств. О чем они могут говорить?

Есть такая поговорка: «На воре и шапка горит». Не раскрытому до поры преступнику начинает вдруг мерещиться, что все вокруг только и обсуждают его, чуть ли не показывая пальцами: «Вот он. Задержите негодяя». И Гера, не без оснований считающий себя гением авантюры, теперь в новом для себя качестве убийцы еще не научился справляться с такими вот припадками мнительной неуверенности, переходящей в ужас. Поэтому он в оцепенении сидел за столом и никак не отреагировал на появление секретарши, положившей перед ним сдачу. Девятьсот рублей.

Их встреча закончилась лишь спустя четыре часа, когда Гера уже мысленно продумал, как его станут арестовывать, как станут допрашивать и водворят в колонию «Белый лебедь», посадив в камеру к битцевскому маньяку или еще к какому-нибудь упырю, осужденному на пожизненное заключение. А так как больше ни о чем думать он уже не мог, то страшный цикл мыслей арест-допрос-тюрьма по мере окончания возобновлялся в голове Геры снова и снова, и к исходу четвертого часа он почувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Вывел его из штопора телефонный звонок, как раз тогда, когда он, пилот собственного пикирующего к земле рассудка, отчетливо видел каменные россыпи безумия, приготовившись разбиться о них вдребезги. Вопреки его ожиданиям это позвонила не Таня, а генерал Петя.

— Гера Викторович? Это ничего, что я тебя по батюшке называю?

— Здравствуйте, Петр. Слава богу!