Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?»

Таким образом, в условиях дискредитации космополитических идеологий экономический рост и протестная политизация привели к «перехвату» патриотической идеи и патриотических сентиментов оппозицией. Патриотизм стал одним из дискурсов протеста. В то же время протесты 2011–2012 годов и дальнейшая политизация постепенно сдвинули оппозиционный здравый смысл влево: от критики путинского режима как диктаторского к критике путинского режима как олигархического, узурпировавшего не только власть, но и национальные богатства, которые по справедливости должны принадлежать всем. Одновременно с этим произошла и более широкая «нормализация» патриотизма – например, среди либеральных лидеров мнений: Так, Юрий Сапрыкин пишет о голосах нового поколения российских жителей: «глядя на людей, аккумулирующих в себе массовую любовь, можно что-то понять о природе этой любви. Дело же не в том, что Монеточка, например, лучше всех поет, а Юрий Дудь хорошо берет интервью – в природе их успеха есть вещи на порядок выше. Так вот, Дудь. Помимо того, что он спрашивает своих гостей о том, о чем давно не принято спрашивать на публике, – о деньгах, сексе или Путине, – за ним тоже стоит какое-то новое чувство, и оно опять же имеет отношение к России. Дудь очевидно не космополит, ему нравится русская музыка и русское кино, его гости интересны ему в том числе потому, что они составляют вместе с ним какую-то общность и в этой общности наиболее заметны. Его отношение к этой общности – бодрое, честное и трезвое, но все же это в первую очередь принятие. В инстаграме Дудя, который сам по себе – влиятельное средство массовой информации, есть постоянный хештег #за***сь, которым автор отмечает достойные похвалы явления российской жизни. Перечень этих явлений практически ни по одному пункту не совпадает со списком „поводов для гордости“ условного Минкульта или Первого канала»[266]. Быть либеральным космополитом, а уж тем более разделять антипопулистские, элитарные взгляды становится моветоном. Наконец, как показывает исследование Карин Клеман и ее коллег, патриотизм стал массовым настроением непривилегированных социальных групп, которые с опорой на патриотическую риторику сегодня критикуют элиту и власть.

Патриотизм и активизм: что делать?

Претензии к богатым, хранящим средства в западных банках, покупающим недвижимость за рубежом, отправляющим туда учиться детей, то есть видящим свое будущее за пределами России, постепенно подтачивают и общие основания либерального космополитизма, ставя вопрос о новой гражданской и активистской этике. С одной стороны, невозможно отрицать право любого человека жить и реализовываться там, где ему нравится. С другой стороны, есть некоторое этическое неудобство и противоречие в том, чтобы, критикуя патриотизм как вредную иллюзию и реализуя свои личные, в том числе карьерные интересы, только пользоваться благами (социальная защита и тому подобные), которые были завоеваны поколениями активистов-патриотов, шедших на определенные жертвы, лишения и тому подобное. И получается, что решение жить и бороться в своей стране ради будущего своего сообщества (локального, профессионального, классового или воображаемого национального) даже для человека с космополитическим мироощущением (разумеется, присущим большей части современных российских левых) оказывается в том числе патриотическим выбором. Как показывает исследование Карин Клеман, такая постановка вопроса отвечает и настроениям простых людей. Вспомним цитату из интервью: «Не надо лить помои на страну, в которой ты живешь. Если чем-то недоволен, то возьми и что-то изменяй, работай». Таким образом, осмысление и выстраивание активистской этики в новой России не могут обходиться без разговора о патриотической составляющей.