Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?»

В ходе исследования мы пытались отслеживать национализм, ура-патриотизм, гордость за нацию и другие национальные чувства. Однако самым сильным оказалось чувство несправедливости и социальная критика: «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?» Мы не направляли людей в это русло. Методологически мы не пытались внушить респондентам ни национальное, ни социальное чувство, а пытались лишь инициировать рассказ о жизни: как живется сейчас, во время кризиса, в городе/регионе? Стало ли жить лучше или хуже? Тем не менее чаще всего люди в своих рассказах самостоятельно выходили на проблему социального неравенства.

Кроме того – снова чаще всего без наводящих вопросов или усилий с нашей стороны, – люди приходили к вопросам, обобщающим ситуацию во всей стране. Иными словами, респонденты сами стремились к тому, чтобы вывести разговор за пределы происходящего лично с ними или с их близкими на уровень, требующий, хотя бы и в воображении, солидаризации и переживания общности их судьбы с судьбами людей, находящихся в той же социальной ситуации, пусть и живущих на другом конце страны. Почти во всех нарративах о повседневной жизни постоянно всплывают фрагменты иного, большого нарратива о могучей, огромной и богатой России. Иногда этот большой нарратив показывается нам иронически, иногда критически, иногда серьезно или даже восхищенно. Это, конечно же, не только результат государственной патриотической пропаганды, но также и следствие относительной социально-экономической стабилизации, сопровождающейся обживанием своего социального места, которое вновь стало возможным после преодоления кризиса девяностых. Однако и патриотическая пропаганда играет свою роль. Усилия руководства страны по улучшению ее имиджа возымели успех – образ России, которой можно гордиться, создает общий фон, проявляющийся по-разному в нарративах разных людей. Но общий фон создает потенциал для появления общности.

Важно отметить, что патриотическая пропаганда производит не только некоторое количество ярых патриотов-государственников, которые, впрочем, составляют меньшинство, но и общее воображаемое пространство, которое можно любить или ненавидеть, хвалить или критиковать, но причастность к которому отрицать невозможно.

Мы интерпретируем обнаруженное в ходе исследования острое переживание социального неравенства как признак социально-критического патриотизма. Такой патриотизм, безусловно, обладает политическим потенциалом: во-первых, здесь появляется чувство общности с теми, кто несправедливо беден и подвергается эксплуатации. Во-вторых, возникает противопоставление «нас» – «им», то есть тем, кто нас эксплуатирует и унижает. В этом противопоставлении возникает и укрепляется «наше» чувство общности, причем против «них», напомним, могут солидаризироваться с бедными не только другие бедные, но и люди относительно обеспеченные.

В картине мира довольно значительного числа респондентов – такие составляют большинство в Астрахани и на Алтае, но и в других городах их более четверти – преобладает образ нации, разделенной социальным неравенством. Такая картина мира и есть социально-критический патриотизм. О нем невозможно говорить как о сознательно политическом, однако политический смысл в нем безусловно заложен; такое видение общества расходится с мейнстримом и кремлевского патриотического, и антикремлевского проекта нации: социальное неравенство почти полностью вытеснено как из официального, так и из оппозиционного политического дискурса. Это означает, что протополитическое сознание, которое развивается сейчас снизу, принимая форму в том числе и патриотического подъема, имеет черты, несхожие с теми, что пропагандируются элитами. В мировоззрении большой части наших респондентов, особенно из широко определяемой категории «трудящихся», заметен стихийный, обывательский, эмоциональный, несознательный (и отсюда не идеологический) марксизм.