Патриоты

Когда я добралась до своей квартиры, вещи были разграблены (замок отбит). Злоба и ненависть загорелись во мне. С самого начала войны, с 1941 г. была членом патриотической группы, которая была организована на временно оккупированной территории г. Новомосковска. В моей квартире встречались члены подпольной группы: Спиктаренко Ефрем Никитич, Бутенко Иван Никифорович, Мизиренко Зинаида Ивановна и ещё один человек, ни имени, ни фамилии которого я не знаю. Скрывала их и помогала им. От них мы узнавали, что происходит на фронте. Читали газеты, листовки с информбюро. Ночью переписывали и распространяли среди населения. Спиктаренко Е. Н. часто отлучался, беря с собой листовки и газеты. Мне не было известно, откуда он брал газеты и листовки и куда уходил. Однажды он вернулся ночью и объяснил – был в с. Николаевка у надёжного человека. Спиктаренко был немногословен, мало рассказывал о себе, о подпольной работе.

Однажды пришёл и говорит: «Взял в лесу огород. Пойдёмте, посмотрите». Пришли. Он, удаляясь, попросил подождать. Слышу свист. Через минут 15-20 пришёл и говорит: «Когда я уйду совсем, вы будете приходить сюда, приносить мне новости».

– Какие? – спросила.

Он промолчал. Я всё поняла, согласилась. В это время я и Мизиренко З. И. временно работали в карточном отделе, выписывали и выдавали работающему населению города карточки на хлеб, а потом и на небольшое количество продуктов. Тем, кто карточек не получал, особенно семьям фронтовиков, карточки относили домой. Я вручала карточки Косоруковой с 2 детьми и престарелой матерью, жене Шевченко с 4 детьми и многим другим. Мизиренко З. И. тоже вручала карточки на хлеб. Так мы старались кормить хлебом жителей города.

К этому времени в городе уже появлялось много фронтовиков, попавших в плен к фашистам и сумевших вырваться из плена. Им необходимы были документы.

Я знала, что Мизиренко З. И. была связана с «Биржей труда» через Лизу Юрченко и возможность достать эти документы была использована. Лиза Юрченко приносила эти документы (паспорта немецкие), а Мизиренко З. И. Их вручала военнопленным (кому вручала, она скажет)» [19].

Из письменных воспоминаний Софьи Николаевны Донец (Шакало):

«Во время оккупации я никуда не выезжала и нигде не работала. Тогда угоняли на работы в Германию, мы прятались, спасались как только могли. Забирали меня в Германию и возле городской управы я познакомилась с Григорием Шакало, и решили мы с ним пожениться, чтоб не попасть в Германию. Они женатых как будто не брали. У меня ещё сестра Галя и брат Дмитрий и у нас двери не закрывались, каждый день нас гоняли. Муж мой тоже был на войне. Был ранен в Подгородном, попал домой, пошёл на жестекатальный завод работать, а там были наши пленные. Они воровали бензин, а я меняла его на макуху и сухари и передавала пленным.

Тогда муж через канализацию выпустил четверых человек пленных. Его очень побили, но он не признался. А те ребята обещали сообщить о своей судьбе, да так мы ничего от них и не получили. Судьба их осталась неизвестна.

Отец мой, Николай Пантелеймонович Донец, до начала войны работал в колхозе имени Сталина. Когда началась война, он был зачислен в списках подпольно-политических организаций. Однако он был мобилизован на войну. Когда их разбили, он вернулся домой и пошёл в колхоз, где выполнял своё поручение. Но его выдал Бобров Григорий. Нашли список и забрали его 20 января 1942 года. Папу моего, Шевченко, двух братьев Яшных, Терещенко посадили в мельнице на пятом этаже. Я все 3 дня ходила к тюрьме, передавала записки и сведения. Надо было принести документы немцам – то есть, характеристики. Я сходилась с Кутовым И. и Бутом А. Я встретила в это время Шуру Бута и спросила, как их величать этих фашистов – господа или паны? Он мне подсказал. Я написала и вечером собрала подписи, так как днём дома люди не жили, все уходили из дому. Пошла к старосте, он всё порвал. Второй раз сделала всё так же, время не ждёт, хотела помочь, но всё напрасно. Понесла я документы в гестапо, захожу в помещение, смотрю, стоит возле окна силуэт, я с улицы не увидела, так как морозы были, окна все заледеневшие. Он меня окликнул, «Соня». Я бросилась к нему, это был милиционер, Ильинский Василий, знакомый по Госбанку. Прошёл буквально миг, минута, но я успела обо всём с ним переговорить, его охраняли три собаки. Спрашиваю, чего вы тут, а он говорит, на допрос привели, а ты Соня чего, я документы принесла, моего папу забрало гестапо. Тут собаки залаяли на меня и немец вышел с другой комнаты, я ему сразу документы даю, он не понял, что я с Василием разговаривала, а папу в это время допрашивали. Он, вероятно, услышал меня, так как попросился выйти на улицу, в туалет. Его повели аж в самый конец двора, я его и увидела и стала звать. Звала, звала, а он не оглянулся. А меня с забора, на который я вылезла, когда папу звала, чужие люди сняли и в сторону отвели. И тут меня обошла судьба. Это было 23 января 1942 года.