Патроны чародея

Следопыт из меня никакой, но вокруг хижины земля мягкая, и оттиски сапог никто не спутает со следами от мягких башмаков крестьян, потому я их и заметил сразу, хотя, конечно, крестьяне тоже заметили, но их примитивные мозги не слишком приспособлены решать задачи, которые лежат за пределами «бери больше — бросай дальше» и «копай от забора и до обеда».

   — Ладно, — сказал я, — сперва заеду к его сестре, благо это мне по пути. Так как ее найти?

Он вздохнул.

   — Она тоже иногда лечит, но брат был сильнее. Намного. Так и спросите местную лекарку. Бдилла ее зовут.

Глава 2

Фицрой поглядывает с сочувствием. Быть феодалом не так уж и сладко, почему это раньше казалось таким простым и легким?

   — Не отставай, — велел он, подмигнул, погнал коня вперед, а с далекого пригорка помахал рукой и жестом велел сворачивать налево.

Деревня открылась сразу за высокими деревьями, дальше снова лес, домики расположились прямо у основания великанских и таких прямых, как заводские трубы, стволов.

На околице во все стороны шуганула босоногая ребятня. Я усмотрел самого храброго, что отважно смотрит из–за высокого плетня, крикнул:

   — Эй, герой! Где живет ваша лекарша?

Он хотел было спрятаться, но преодолел страх, явно будет героем, и указал пальцем вдоль улицы.

   — Вот тот домик с соломенной крышей. Там живет Шатун, у него во дворе белые козы, сразу увидите.

   — Белые козы, — пробормотал я, — белые козы кушают розы… тоже белые…

Фицрой свистнул и понесся вскачь. Я догнал, когда он уже спешился и бросил повод одному из не успевших убежать местных крестьян.

   — Ты только не задерживайся, — посоветовал он. — Да, надо о них заботиться, но что–то и сами должны делать. Не давай на себя сесть и ножки свесить.

   — Я бы им все полномочия передал, — буркнул я. — Кроме права первой брачной…

   — Ого!

Я махнул рукой.

   — Да ладно, и это бы передал, лишь бы ничего не делать и ни за кого не отвечать.

Калитка не заперта, но нас увидели, из дома выбежал лохматый мужик с печальным лицом, торопливо сорвал шапку с головы.

   — Глерды?

   — Бдилла, — сказал я, — здесь?

   — Это моя жена, — ответил он быстро. — Она… болеет. Сильно болеет. Даже очень.

   — Веди, — велел Фицрой.

Втроем вошли в дом, во второй комнате на постели лежит укрытая одеялом до груди бледная изможденная женщина. Что больна, сильно больна, видно сразу: жутко исхудавшая, кости выпирают наружу, глаза ввалились, под ними темные круги, подбородок выдвинут вперед, будто и она из потомства Габсбургов.

Я посмотрел встревоженно, что–то здесь не так. Настолько тяжело больных видеть не приходилось, древние маги успели не только модифицировать огородные растения и улучшить породы скота, но и в достаточной

мере защитили людей от большинства болезней. А эта прямо умирает в расцвете, как говорится, лет.

   — Только бы не чума, — пробормотал я. — И не холера… И не «испанка»…

Муж больной спросил встревоженно:

   — Глерд?

   — Болезни, — пояснил я, — что передавались от одного к другому и косили целые народы…

Он сказал торопливо:

   — От нее никто не заразится.

   — Точно? — спросил я. — Откуда знаешь?.. Это не похоже на ревматизм.

Он кивнул, но взгляд пугливо отвел в сторону.

   — Так… чуется. В общем, верю…

Я подошел ближе, начал наклоняться к ней, и тут же отдернул голову. Ноздри ощутили незнакомый запах, и хотя нюхач из меня в прошлом неважный, но от нее отчетливо пахнет мокрой псиной, такой же точно запах, когда промокшая под дождем собака вбегает в дом и нагло просится на ручки, а потом вообще лезет на голову.

Муж больной и Фицрой смотрят встревоженно, я проговорил, не поворачивая головы:

   — Вы, двое, выйдите. За дверь, ясно?

Оба замялись, Фицрой вообще–то готовится возразить, я сказал резко:

   — Все вон!.. Кроме больной. Вы что, думаете, сейчас буду насиловать?

Они с неохотой вышли. Я встал и задвинул за ними засов, а когда повернулся к ложу, в моей руке пистолет уже смотрит черным зрачком дула прямо в лицо женщины.

   — Запах знакомый, — сказал я. — Говори быстро, химера?

Женщина проговорила слабым голосом:

   — Господин… я ничего дурного не делала…

   — Это проверим, — пообещал я. — Давно здесь?

   — Семь лет, — проговорила она прерывающимся голосом. — У нас ребенок… нет, он не химера… Он от предыдущей жены мужа, она погибла… Муж не знает, кто я… Никго не знает. Я ни разу…

   — Хорошо, — сказал я сурово, — это хорошо, что ни разу. Никогда не поздно выйти в отставку, забыть о бурной молодости, жить простым обывателем и даже порицать распущенную молодежь. Все женщины лицемерят…

А чем ты таким заболела? Я не думал, что химеры и прочие… гм… болеют!

Она почти прошептала:

   — Химеры не болеют. Но я жила семь лет человеком и ни разу не становилась химерой. Потому постепенно слабела… И теперь вот вообще слегла.

И что дальше? — спросил я.

   — Умру, — ответила она тихо, глаза заблестели влагой, а голос прервался. — Но никто не узнает… что я не совсем человек..

   — Ты человек, — сказал я, — раз ты человек. Я доступно объясняю?.. Да?.. А я вот себя не понял… И чем таких лечат?

Она прошептала:

   — Господин, зачем это вам? Просто убейте…