Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров

Кивнув, я юркнул в проход, где обнаружилась винтовая лестница. Не люблю такие – ни клинком размахнуться, ни ножик метнуть… Но пока я лез по ней, никто меня не потревожил.

Галерея, как назвал ее Пафнутий, огибала поверху центральный зал, имевший форму полукруга и вымощенный каменными плитами. Я находился на линии диаметра; здесь галерейный коридор был прямым, тускло освещенным, с чудовищными колоннами с той стороны, что выходила к залу. Эти почерневшие квадратные опоры, сложенные из дикого камня, выглядели страшно древними; казалось, на них осела пыль веков и копоть миллионов факелов. Покопавшись в памяти, я сообразил, что вижу фундамент кремлевских стен, заложенный, очевидно, еще великим князем Иваном III. Между колоннами трехметровой толщины зияли щели, абсолютно темные и такие узкие, что пролезть в них можно было только боком. Что я и сделал, очутившись у железной решетки, под самым куполом Нижней Камеры.

И в самом деле, место, как обещал Пафнутий, тихое, скрытное и очень удобное для наблюдения. Весь зал был подо мной: дальняя стена полукруга с несколькими низкими арками, примыкавшее к ней возвышение – нечто вроде сцены, на которой маячили пустые кресла, шеренга буфетов и столов прямо под моими ногами и толпа мужчин и женщин в пестрых вычурных одеждах. Сотни три, если не четыре, прикинул я. Мне еще не доводилось видеть столько кровососов сразу – их было такое множество, что я не мог ориентироваться при помощи ментального чутья. Они кружили по залу, суетились, собирались в группы и разбегались вновь, подходили к столам, жадно метали в пасти жратву и питье, переговаривались, пересмеивались, наполняя огромную камеру ровным мерным гулом. Казалось, их обуревает жажда кровавых зрелищ и жутких чудес, то ли предстоящей черной мессы, то ли явления Сатаны. Убранство зала подчеркивало это тревожное нетерпеливое ожидание: с потолка свешивались люстры темного стекла, со стен – багровые, алые и черные полотнища, простенки меж арок украшали изваяния чудовищ и каменные глыбы с петроглифами.[5] Примитивные рисунки, порождение древних фантазий… Кто-то кого-то терзает, кто-то скалит зубастую пасть, кто-то, впившись когтями в жертву, рвет ее на части…

Десять минут, двадцать, тридцать я следил за мельтешением толпы, впитывал ее эманации, слушал ее слитный голос, и постепенно хаотический сумбур начал обретать цель и смысл. В какой-то момент мне стало ясно, что первичных и инициантов тут примерно поровну и что древних и самых опасных тварей среди них нет. Затем я выделил некие группы, подобные рассредоточенным по залу кластерам; объединяющим признаком был не пол, не возраст, не манера поведения, не изысканность убранства, а цветовая гамма одеяний. В платье одних сочеталось, как у Пафнутия, желтое с зеленым, другие были в красном с золотом, в оранжевом с черной каймой или с темными, как ночь, кружевами, в бело-синем, лилово-фиолетовом, розово-пурпурном. Я насчитал девять таких групп, перемешавшихся между собой и как будто не проявлявших друг к другу ни вражды, ни особой приязни. Три-четыре сотни ублюдков болтались по залу, точно скучающая публика во время антракта, бродили там и тут, поглядывали на сцену как бы в ожидании спектакля, о чем-то толковали, скапливались у точек притяжения, коими были буфеты, столы и красивые женщины. От столов, находившихся близко ко мне, доносились хруст, чавканье и бульканье.

Кто сказал, что вампиры не пьют и не едят? Это все выдумки Брэма Стокера и прочих писак, паразитирующих на нергальем племени, на вурдалаках, привидениях и зомби. Едят они, судари мои, да еще как! Те, кто попроще, трескают бифштексы с кровушкой либо жареного гуся, а аристократам устриц подавай, омаров, рябчиков в сметане и ризотто с чернилами каракатицы. Водкой брезгуют, хлещут дорогой коньяк, виски и текилу, херес и мускат. Другое дело, что ни пища, ни спиртное их не насыщают, такой уж у них метаболизм или, проще говоря, обмен веществ. Для нас в жратве удовольствие и польза, для них лишь наслаждение вкусом – возможно, в память тех времен, когда они были людьми. Зато вкусовой диапазон у них гораздо шире: не всякий человек порадуется сырым мозгам или фрикасе из крысы, а вампир сожрет и не поморщится.