Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров

– Benedicite![7] – крикнул Борджа, и зал в ответ взревел. Этот оглушительный слитный вопль длился не меньше минуты, и были в нем несокрушимая уверенность и упоение собственной силой.

Отчего бы и нет?.. что им не радоваться?.. – подумал я. В прошлые патриахальные века силой являлись кол и дубина, меч и копье или, в лучшем случае, пуля из мушкета, и тут мы с ними были кое-как на равных. Их преимущества уравновешивала наша численность, с их хищной жадностью сражались наши отвращение и страх… Но нынче все изменилось. Нынче главная сила в деньгах; страны и народы повинуются им, они рождают новые религии, развязывают войны, возвышают и низводят, прославляют, губят, защищают. Раскрой мошну, пошелести зелеными, и встанут за тебя спецназ с ОМОНом, и примут нужные законы в Думе, и скажут судьи, что ночь – это день…

Вопль смолк.

– Начнем, – произнес Цезарь Борджа. – Мы собираться здесь и подтвердить снова и снова: нам решать, что есть, что будет! Нам, не пище!

Он говорил с сильным акцентом. Бледно-смуглое лицо без признака морщин могло принадлежать тридцатилетнему человеку. Собственно, когда его прикончили, когда он будто бы погиб, было ему едва за тридцать. Но вампиром он стал гораздо раньше.

– Правила были нарушены, – проскрипел костлявый в голубом и сером.

– Нарушены! – хором подтвердили леди Винтер и графиня.

– Это недопустимо. Закон есть закон, – добавил ублюдок в бело-синем.

Цезарь Борджа вскинул руку, и они умолкли. Было ясно, кто тут солирует.

– Распря нарушений нет, – вымолвил герцог. – Распря острит ум и зубы. Scherzo![8] – добавил он, растянув пасть в усмешке. – Но распря решаться по правилу. Без пища! Без вмешательств! Без покупать защиту у людишек! Вот нарушений regolamento![9]

Кажется, я понял, куда он гнет. Распря, она же свара «полтинников» с «крохоборами», и тот заказ для Гильдии… Ах, как было бы здорово, как славно, если бы сцепились две вампирьи шайки и призвали нас на помощь! Уж мы бы помогли! Мы бы постригли их под ноль! Мы бы их гулять пустили без голов и кишок! Мы бы…

Мечты, мечты… Кажется, были у кровососов правила на этот случай. Regolamento, как сказал папский сынок.

– Я помню, как решались такие споры, – произнесла графиня ясным звонким голосом. – Мориарти и Джек-потрошитель… Бисмарк и Нойбургер… Яков Брюс и Ромодановский… а в древности – Симон Волхв и Елена Тирская… Всегда решалось tкte-a-tкte.

– Combat,[10] – буркнул бело-синий.

Довольно усмехнувшись, я заворочался в своей щели, распрямляя затекшую спину. Вот он, Генри Форд, вот он, наш потогонщик-кровопивец! Вряд ли Щекотило знал английский, и получалось, что тощий тип в серо-голубом и есть последний из боссов-кровососов. Не считая, конечно, Пичи Вомбы и Джавдета. Но этих, похоже, призвали на судилище, и о большей удаче я и мечтать не мог. Пока гиены грызутся, пес под шумок утащит кость… Только какую?

Я оглядел потенциальных клиентов. Конечно, Цезарь Борджа являлся самым лакомым куском – древний, злобный, а к тому же кардинал и герцог. На кардинальской должности как раз и положено ведать религиозные тайны… Но Борджа был на виду, и его телохранитель размером с носорога сидел у ног хозяина. До Форда, Щекотило и пары дьяволиц я тоже не смог бы добраться. Чуриков держался в тени за креслами, однако и его не выкрасть – тем более что рядом с ним маячили эскортные девицы. Оставался Пол Пот, он же Харви Тейтлбойм. Этот торчал у самой арки, на отшибе, и ростом был невелик. Скрутить его и дать деру… или выманить из зала… или стукнуть по башке и утащить, пока не очухался…

Я строил планы, а тем временем внизу дело шло своим чередом. Герцог Борджа торжественно вскинул руку, приосанился и объявил: «Ad honores! Jure usus!»[11] Ударил колокол, под арками наметилось движение, и в зал одновременно вступили Пича Вомба и Джавдет. Наш друг из Нигерии оказался рослым, темнокожим и губастым; рожа свирепая, в широкой пасти блестят клыки, колышется объемистое брюхо, расплющенные ступни попирают пол, как ноги слона. Джавдет помельче, но пошустрее – поджарый, смуглый, быстрый в движениях. Оба полностью обнажены и безоружны – ни поясов, ни ремней, ни обуви, ни украшений, только в ухе Джавдета болтается кольцо.

Они оскалились и начали сходиться. Мое любопытство боролось с чувством долга; очень хотелось взглянуть на поединок упырей, но время шло, и из отпущенных мне часов уже истекла почти половина. Я напомнил себе, что пришел не развлекаться, и вылез из щели.

Обратно к винтовой лестнице, вниз по металлическим ступенькам, тихо-тихо в коридор и в зал, потом – незаметной тенью вдоль стены, вдоль статуй и камней, вдоль черных и алых полотнищ… Кто-то обернулся, мельком взглянул на меня и отвел глаза. Я был своим среди своих, и зрелище в центре Нижней Камеры казалось временным моим собратьям гораздо интереснее. Там, сцепившись и ворочаясь на полу, остервенело рычали Пича Вомба и Джавдет. Каждый старался добраться до шеи соперника, впиться в горло или хотя бы рвануть клыками яремную вену. Всякое я повидал на своем веку, но такое – в первый раз.