Патруль джиннов на Фиолетовой ветке

Пожалуйста, Бог, не посылай бульдозеры в нашу басти.

Когда я найду Бахадура, то скормлю ему его собственное дерьмо.

Я хлопаю себя по лбу за то, что думаю плохие мысли во время молитвы.

– Комары? – спрашивает Ма.

– Ага.

Я слышу звон стеклянных браслетов Ма и шорох одеяла, которое она, наверное, подтянула к носу.

Дорогой Бог, не надо бульдозеров. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

На следующее утро мы опаздываем в школу, и приходится бежать бегом, поэтому я не успеваю поговорить с Фаизом насчет моей идеи про детективов. Я устал и на собрании хочу спать. В классе глаза у меня тоже слипаются, поэтому приходится придерживать их пальцами. Бодрствовать легче, если запустить бумажную ракету или поучаствовать в состязании по армрестлингу, как все остальные.

Кирпал-сэр не пытается нас остановить. Он притворяется, что вчера ничего не было; как будто он не отругал Пари и не вышвырнул меня из школы. Я тоже умею притворяться. Когда я слышу громкое тарахтенье мотоцикла «Буллит» на улице, я бросаю карандаш на пол и наклоняюсь, чтобы его поднять. Спрятав голову под стол, я изображаю мотоцикл, «така-така-така». Как будто сотня петард разлетается во рту и наполняет его искрами. От этого я просыпаюсь как следует. Остальной класс смеется. Крипал-сэр кричит: «Тишина, тишина», но смех становится только громче.

Гаурав тарахтит как «Буллит» вместе со мной. Кирпал-сэр хватает линейку и стучит по столу. Класс медленно затихает.

Сэр учит нас общественным наукам один час, потом еще час – математике; он учит нас всем предметам, потому что в старшие классы его больше не пускают. Он перестает говорить, только когда звенит звонок на обед.

В коридоре мы садимся у стены, скрестив ноги. Я ищу Омвира, чтобы расспросить его про Бахадура, но нигде его не вижу.

Обеденные люди ставят перед нами тарелки из нержавеющей стали.

– Та карта Индии, которую нарисовал Кирпал-сэр, с солнцем на востоке? – говорю я. – Какая же она уродская. У него солнце было похоже на разбитое яйцо.

– Вот бы нам сегодня дали яйца, – говорит Фаиз.

– Да когда нам вообще давали яйца? – Я злюсь, что он мешает мне закончить то, что я хочу сказать, но против яиц все же не возражаю.

Я нюхаю воздух, чтобы понять, что нам приготовили обеденные люди, но сейчас везде пахнет одним лишь смогом.

– Хочу пури-субзи[23], – говорит Пари. Она поет «пури-субзи-пури-субзи-пури-субзи», и остальные ученики хихикают и подпевают, пока обеденные люди не принимаются разливать по тарелкам далию[24] с овощами. Она такая жидкая, что приходится ее пить, словно кашу, поднося тарелки ко рту. Тарелки быстро пустеют, а наши животы все еще урчат.

– Эти обеденные люди дурят правительство, – говорит Пари. – Они воруют всю хорошую еду для своих детей и дают нам вот это. – Она часто так говорит, но в ее тарелке не остается ни одной рисинки.

– Перестань ныть, йаар, – говорит Фаиз. – По крайней мере тут нет пестицидов, как в Бихаре.

Пари не может с этим поспорить, потому что именно она рассказала нам про детей из Бихары, которые умерли, съев школьный обед. Она столько всего знает, потому что читает все подряд: газеты с жирными пятнами, в которые оборачивают жареные лепешки нааны и паппады, обложки журналов, что висят у киосков, и книги в читальном центре возле мечети на Призрачном Базаре, куда ходит молиться Фаиз.

Одна диди в читальном центре как-то раз сказала маме Пари, что ей надо попросить какую-нибудь частную школу принять Пари по «квоте на малоимущих», потому что Пари слишком умная для государственной школы. Мама Пари сказала, что они пытались, но ничего не вышло. Пари утверждала, что ей неважно, где она будет учиться. В новостях она видела интервью мальчика из басти вроде нашей, который на «отлично» сдал экзамен на госслужбу и устроился работать районным инспектором. Если он смог, она тоже сможет, сказала Пари. Я был согласен с ней, но не сказал этого вслух.

Теперь мы умоляем о добавке далии, но обеденные люди нас не слушают, поэтому мы моем руки и спускаемся на площадку. Отсюда слышно, как шумит Призрачный Базар, но мы шумим еще сильнее.

Руну-Диди стоит в коридоре и разговаривает со своими подругами. Она не выглядит сонной, как я. Она может дрыхнуть, даже когда земля дрожит и разваливается на части. Но что в ней хорошо, так это то, что в школе она ведет себя так, будто не знает меня. Мне это по душе, потому что она никогда на меня не ябедничает.

Четверо мальчиков смотрят на группу Руну-Диди хитрыми глазами и зубасто улыбаются. Один из них – тот пятнистый парень, что стоял передо мной вчера в очереди в школу. Его друзья смеются над чем-то, что он говорит. Руну-Диди и другие девушки сверлят их взглядами.