Патруль джиннов на Фиолетовой ветке

На грудь навалилась тяжесть. Воздух был колючим от дыма – скоро щекотка в ноздрях превратится в кашель, от которого он начнет задыхаться. Он знал, что это пройдет, возможно, через несколько минут. Как же это все нечестно: ему приходилось бороться за то, что было так естественно для всех остальных – за то, чтобы говорить и дышать. Но он прекратил проклинать богов, прекратил попытки привлечь их на свою сторону молитвами.

Он прошел немного вперед к мастерской «Ремонт электроники и электрики у Хакима» – его самому любимому месту на базаре. Чача Хаким не ждал от него разговоров: вместо этого он сам рассказывал про перегоревшие конденсаторы и провисшие кабели и платил ему за работу в магазине, хотя Бахадур был готов работать и даром. Как-то раз мать Бахадура наняла двух мальчиков, чтобы те принесли к ним домой гремящий холодильник и телевизор, которые какая-то хайфай-мадам выбросила на свалку возле их басти. Бахадур быстро починил их, и они стали как новые. Чача сказал, что у Бахадура талант. Когда он вырастет, он станет инженером и будет жить в хайфай-квартире.

Бахадур желал, чтобы Чача Хаким был его отцом. Последние два дня, каждый раз, когда он заходил в магазин электроники, чача покупал ему свернутые из газет рожки, наполненные теплым арахисом, обжаренным с солью. Он делал это просто так, не зная, что Бахадур голоден. Бахадур тогда приберег немного орехов в кармане джинсов на потом, но все они уже кончились. Засунув руки глубоко в карманы, он без надежды проверил их снова. Несколько тонких, как бумага, шкурок пристало к кончикам его пальцев, когда он их вытащил. Он облизал пальцы, почувствовал вкус соли и слишком поздно вспомнил, что от нее захочется пить.

Вокруг уличных фонарей сгустился смог. Он вдохнул воздух несколькими большими глотками и свернулся на приподнятой платформе возле ремонтной мастерской, обхватив себя руками и подтянув колени к груди. Ему все еще было холодно. Он поднялся, нашел две покрытые грязью красные клети у магазина по соседству и накрыл ими ноги, но это не добавило удобства и не уменьшило холода. Он спихнул клети и снова лег.

Смог был словно дыхание самого дьявола. Он скрывал уличные фонари и делал тьму еще темнее. Чтобы успокоиться, Бахадур стал думать о всех тех вещах, которые любил делать: дергать за оранжевые уши синюю игрушечную слониху, держащую в хоботе слоненка размером с шарик гол гаппы[18], что была импульсивно куплена у уличного торговца на Призрачном Базаре; качаться на резиновых шинах, привязанных к ветвям дерева-зубочистки, держать теплый кирпич, обернутый в тряпки, который мама давала ему в холодные лунные ночи. Он представил, как она натирает ему грудь мазью «Викс», хотя он видел такое лишь по телевизору, у них дома даже не было тюбика с этой мазью. Но эта картина его успокаивала, и он решил удерживать ее в голове, пока не уснет.

И тут – какое-то движение в переулке, он почувствовал его в земле. Он навострил уши, чтобы расслышать шаги, но шагов не было.

Воспоминания о том, что он не хотел помнить, зашумели в голове. В одну летнюю ночь два года назад человек, от которого пахло сигаретами, с усами, толстыми, как беличий хвост, прижал его к стене одной рукой, а другой начал распутывать узелок на своем сальваре. Бахадур слегка затрясся, все еще ощущая давление ладони мужчины. Группа рабочих, возвращавшихся домой, увидела, что происходит, и погналась за мужчиной, дав Бахадуру достаточно времени, чтобы убежать. Он прекратил бродить по базару на несколько месяцев, пока страх не притупился, а ярость отца не показала себя вновь.

Бахадур задумался, не лучше ли ему выбрать другое место для сна. Переулок за ремонтной мастерской был слишком пуст. В любую другую ночь это было бы хорошо, но кто знает, что за зверь скрывается в смоге и ждет не дождется, чтобы сомкнуть клыки на его ноге? Откуда взялся этот смог? Он никогда не видел такого. Наверху на крыше заворчали и завозились голуби. Затем, словно испугавшись, они взлетели.

Он сел и уставился в темноту, ладони прижаты к земле, маленькие камушки впились в кожу. Мяукнула кошка, а собака гавкнула, как будто шикая на нее. Он подумал о призраках, в честь которых был назван Призрачный Базар: дружелюбных духах людей, которые жили на этих землях сотни лет назад, еще во времена правления Моголов.

«Клянусь Аллахом, – сказал Чача Хаким Бахадуру однажды, – они никогда нас не обидят».

Если к Бахадуру действительно приближался призрак с базара, то, возможно, он хотел помочь ему дышать или сказать, что глупо спать на улице в такую ночь. Может быть, если он покажет призраку свое лицо, след от отцовской руки на коже, то призрак позволит ему остаться. Чача Хаким ни разу и словом не обмолвился о его ранах или лейкопластырях, что клеила на него мать. Но буквально день назад Бахадур случайно увидел собственное отражение в экране старого телевизора в ремонтной мастерской, за которым прятал свои драгоценности, которые не мог хранить дома, и синяк под глазом выглядел блестящим и черным, как река, что делила город пополам.