Патруль джиннов на Фиолетовой ветке

– Конечно, он был здесь. Ему не нужно платить за дару. Если тебе что-то дают бесплатно, ты ведь это возьмешь, не так ли?

Я с надеждой смотрю на яйца. Продавец перекладывает готовую бхурджи на бумажную тарелку, втыкает ложку в вершину яичной горы и вручает ее нетерпеливому клиенту.

– Смотри-ка, кто тут, – шепчет Фаиз.

Мимо тележки, пошатываясь, словно он уже пьян, проходит Четвертак и с любопытством смотрит на нас. Мы не можем расспрашивать людей про него, пока он сам поблизости, поэтому мы уходим.

Фаиз знает все о Призрачном Базаре, потому что проводит на нем больше времени, чем Пари или я.

– Тхэка работает благодаря прадхану, – говорит он, когда мы оказываемся на безопасном расстоянии от Четвертака. – Это незаконно, но он велел полиции не трогать ее.

Рука прадхана дотягивается до каждого закоулка у нас в басти. У него своя сеть информаторов, которые передают ему новости из басти 24/7. Ма презирает этих людей, что следят за нами и бегают к прадхану с докладом про новенький телевизор или холодильник в доме, или сплетней, как чья-то хайфай-мадам была щедра на бакшиш во время Дивали. Ма говорит, что прадхан подсылает полицейских, чтобы они отняли у людей то маленькое счастье, что у них есть.

Фаиз отправляется в кирану. У него плохой день. Яиц нет, братьев в баре нет, никаких больше расследований вместе с нами.

– Если Четвертак проводит каждую ночь в тхэке, означает ли это, что он не крал Бахадура? – спрашиваю я, отдергивая Пари с пути электрорикши, который, виляя, несется по переулку.

– Анда-валла не был уверен на сто процентов, – говорит Пари. – Он сказал, что обычно по ночам Четвертак там. Кроме того, мы не знаем, во сколько именно исчез Бахадур. Это могло быть и в четыре часа утра.

Вот это и есть расследование: сперва одни лишь догадки, даже у Бемкеша Бакши и, вероятно, у Шерлока тоже.

Мы идем к дому Омвира. Рядом с нами какой-то мальчик выгуливает бродячую собаку на веревочке. Его собака – понарошку лошадь; он держит веревочку, словно это повод, щелкает языком и делает «цок-цок», как лошадиные копыта.

– Нам тоже нужна собака, – говорю я Пари. – Она приведет нас к преступникам.

– Сосредоточься, – говорит Пари. – Зачем Четвертаку похищать Бахадура?

– Может, он хочет выкуп.

– Если бы кто-то потребовал у матери Бахадура выкуп, мы бы уже услышали об этом.

– Ей было бы нельзя никому рассказывать, – говорю я.

Мы не можем поговорить с Омвиром, потому что его нет дома.

– С тех пор как его друг пропал, он болтается на Призрачном Базаре, надеется, что где-нибудь наткнется на Бахадура, – говорит мама Омвира. Она держит на руках младенца, и тот постоянно бьет ее по лицу маленькими кулачками.

Брат Омвира писает в канаву рядом с их домом. Если делаешь дело № 1 и дело № 2 там, где живешь, у тебя в животе могут завестись длинные червяки, поэтому Ма настаивает на том, чтобы я ходил в туалетный комплекс. Мама Омвира устает от ударов своего младенца-боксера и идет в дом уложить его, задернув за собой занавеску-дверь.

Брат Омвира, мальчик помладше нас, заканчивает писать и застегивает джинсы.

– У Омвира есть мобильный телефон? – спрашивает его Пари. – Нам нужно поговорить с ним.

– Бхайя с папой. У папы есть мобильный. Хотите его номер?

– Нет, – говорю я. Трудно будет объяснить наше расследование взрослым.

– Омвир не ходит в школу или что? – спрашивает Пари.

– Бхайя занят. Он должен помогать папе целыми днями. Он забирает у клиентов мятую одежду, а потом привозит им обратно глаженую. Если у него есть свободное время, он тратит его на танцы, а не на учебу.

– На танцы? – спрашивает Пари.

– Он только про них и говорит. Он думает, что он новый Ритик.

Мальчик напевает мотив песни Ритика Рошана[26], размахивает руками, качает головой и трясет ногами. Мне требуется некоторое время, чтобы понять, что он танцует.

– Почему я такой? – вопит он радостно. – Почему я такой?

Пари ухмыляется. Она в восторге от шоу.

– Наша работа не закончена, – напоминаю я ей.

Входная дверь в дом Бахадура открыта. Когда мы заглядываем внутрь, там все точно так же, как у меня, но как будто всего побольше: с бельевых веревок над нами свисает больше одежды, на приподнятой платформе – кухонном уголке больше перевернутых кастрюль и сковородок, на стенах больше фотографий богов в рамках – их стекла закоптились из-за ароматических палочек, воткнутых в уголки, больше телевизор и даже есть холодильник, которого у нас нет вообще, поэтому летом все, что готовит Ма, надо съедать в тот же день. Мама Бахадура, должно быть, зарабатывает гораздо больше, чем мои Ма с Папой.

Пьяница Лалу спит на кровати вроде тех, что стоят в хайфай-спальнях, одеяло натянуто до плеч. Младшие брат и сестра Бахадура сидят на полу и выбирают камешки из риса в стальной тарелке.

– Намасте, – говорит Пари, стоя у порога. Она никогда никого так не приветствует. – Можете выйти к нам, пожалуйста? Мы хотим узнать про Бахадура.

– Бхайи тут нет, – говорит сестра Бахадура, послушно вставая и глядя на нас с открытым ртом, хотя мы с Пари носим такую же форму, какую она, должно быть, видела на Бахадуре. Ее брат тоже выходит.