Я подползаю к лежащему лицом вниз Ио, переворачиваю его на спину, устраивая его голову на своих коленях.
Морлок, не моргая, смотрит куда-то вверх, вся нижняя часть лица у него в подтеках крови. Черные следы на белоснежной коже выглядят жутко.
Осторожно поворачиваю его голову набок. На виске у Ио круглый глубокий след, словно ожог. Кожа вокруг спеклась, кровь свернулась.
Касаюсь раны пальцем, и Ио вздрагивает. Тяжело втягивает воздух.
– Тише, малыш, – осторожно возвращаю его голову в прежнее положение. Мельком оглядываю второй висок. Там ожидаемо то же самое. – Не шевелись.
– Прости... – хрипло шепчет Ио. – Я не хотел этого делать. Никогда. Но мне пришлось. Иначе бы мы все погибли.
О чем это он?
– Взять под контроль было легче, чем защитить, – в голосе Ио столько вины, что мне самому становится паршиво. – Нужно было быстрее исправить поломку, и я...
А я внезапно начинаю осознавать случившееся. То, с какой легкостью Ио завладел моими мозгами.
Мелькает мерзкая мысль, что если он сделал это сейчас, в таком состоянии, то ничто не мешает ему сделать это снова.
Он ведь может заставить любого из нас сделать все, что угодно.
– Ты теперь будешь ненавидеть меня, – шепчет Ио. – Бояться. Перестанешь верить.
И я вижу, как из уголка его глаза к виску катится прозрачная крупная капля. Ловлю ее пальцем, чтобы не попала в рану.
Ио мог контролировать нас с самого начала. Заставить думать так, как ему удобно.
Или нет.
– Когда доберемся до корабля, сможешь меня убить, – морлок закрывает глаза. – Я все равно последний. В моем существовании нет смысла. Но так ты будешь уверен, что свободен от контроля. Я ведь понимаю. Знаю, о чем ты думаешь.
Да плевать я хотел. Если бы не Ио, нас бы сейчас уже доедали.
– Ну, ты чего, – осторожно глажу детеныша по голове. – Ты сделал все, что мог, чтобы нас спасти. Я тебе верю.
– Я не хотел, – горько шепчет Ио. – Действительно не хотел, чтобы так случилось.
Вот заладил...
– Шшш... – подтягиваю его чуть выше, устраивая удобней. – Не надо об этом. Ты не сделал ничего плохого. Я все так же твой друг. И Сержант, и Горячев тоже. Мы будем заботиться о тебе, как и раньше. Не бросим. Не будем бояться. Так ведь? – оборачиваюсь к сидящему рядом Сержанту.
– Спасибо, – тот кладет ладонь на плечо морлока. – То, что ты сделал... – он запинается, сглатывает тяжело, – ты поступил правильно. Мы все живы только благодаря тебе. Рома прав. Ты не сделал ничего плохого.
– Вы так... считаете? – неуверенно спрашивает Ио. – Понимаете, что я не хотел зла?
– Именно так, – говорю это, поглаживая его по голове.
– Я займусь им, – Сержант кивает на лежащего на полу Горячева. – У него, кажется, сотрясение. Интересно, где его так угораздило.
– Это я его, – признаюсь. – Его так приплющило, что только это помогло.
– Я не смог даже проникнуть в его разум, – Ио смотрит в потолок. – Они звали его. Внушили что-то, основываясь на памяти. С таким тяжело бороться. А я не мог сосредоточиться.
– Ну, ему все равно отбивать нечего, – неуклюже шутит Сержант.
– Придурок, – едва слышно хрипит Горячев. – Я блевану сейчас.
– Будь добр, не на меня, – полушутливо отзывается Сержант, шурша аптечкой. – Ром, держи, – он кидает мне набор стерильных влажных салфеток и упаковку пластыря.
Атмосфера слегка разряжается.
– Спасибо, – киваю и вскрываю салфетки. Осторожно стираю кровь с висков Ио. Вытираю кожу вокруг обожженных краев язв. Залепляю их пластырем. Сначала правую, потом левую.
Потом вытираю засохшую кровь с лица и шеи морлока.
– Знаешь, как все происходило? – вдруг говорит Ио, не открывая глаз.
– Как? – спрашиваю, хотя не понимаю, о чем он.
– Сначала это было легкое недомогание, – Ио словно не слышит меня. – Никто из них не придал этому значения. Но оно не проходило. Только усиливалось. Ходить удавалось с трудом. Потом началась лихорадка. Жуткие боли в голове. Многие ослепли. К лучшему. Так они не могли видеть нарывы, которые появились на второй день. Смердящие гноящиеся язвы. Больные выходили на улицы, звали на помощь. Пытались выбраться из городов. Зря. Их убивали, как низших существ. Уничтожали их тела. На третий день у первых из заболевших начали выпадать зубы и волосы. Они разлагались заживо, крича от боли.
Перед глазами у меня проносятся жуткие картины. Широкие проспекты, заполненные шевелящимися полутрупами, разевающими рты в неслышном мне крике. Огромные жирные мухи, вьющиеся вокруг.
Я вижу ползущих к ограждению морлоков, вижу то, как их, тянущих покрытые язвами руки, расстреливают в упор.
И то, как фигуры в облегающих серых костюмах стаскивают тела в огромные кучи и заливают той самой вязкой черной жидкостью, которой Ио уничтожил трупы своих сородичей в Переходе.
– К сожалению, тогда умерли не все, – негромко говорит Ио. – Те, кто выжил, изменились. Они обезумели, их мозг умер, но тело продолжало жить. Вирус овладел их нервной системой, мутировал. И тогда мозг заработал снова. Но уже иначе. Результат вы наблюдали сейчас. Но вирус совершенствуется. Я никогда не видел подобного прежде.