Эверард дал Флорис два дня, чтобы она могла отдохнуть дома и прийти в себя. Не то чтобы она была слабонервной, но ее цивилизация давно отвыкла от подобных жестоких зрелищ. К счастью, Флорис не знала ни одну из жертв лично; ее не преследовало чувство вины оставшегося в живых.
– Если кошмары не исчезнут, попроси психотехников помочь, – предложил Эверард. – И конечно же, нам надо проанализировать события, учитывая то, что мы видели воочию, и выработать для себя программу.
Хотя Эверард был не столь чувствителен, ему тоже хотелось отсрочить возвращение к Старому Лагерю, к его запахам и звукам. Эверард бродил по улицам Амстердама, часами наслаждаясь благопристойностью Нидерландов двадцатого века. Или сидел в штаб-квартире Патруля, перечитывая досье по истории, антропологии, политике и политической географии и записывая в память наиболее важную информацию.
Его предварительная подготовка была весьма поверхностной. Да и теперь он, конечно, не обрел энциклопедических знаний. Это было просто невозможно. Ранняя история Германии привлекала не многих исследователей; да и те были раскиданы по разным векам и странам. Слишком много происходило интересного и, казалось, более важного в других эпохах. Эверарду катастрофически не хватало достоверной информации. Никто, кроме него и Флорис, не изучал личность Цивилиса. Считалось, что это восстание не стоило хлопот, связанных с проведением полевых исследований: ведь оно ничего не изменило, если не считать, что Рим стал лучше относиться к нескольким малоизвестным племенам.
«А может быть, так и есть, – думал Эверард. – Может быть, эти разночтения в текстах имеют вполне невинное объяснение, которое прозевали исследователи Патруля, и мы сражаемся с тенями. В самом деле, у нас ведь нет доказательств, что кто-то жонглирует событиями. Но каким бы ни был ответ, мы обязаны докопаться до истины».
На третий день он позвонил Флорис из отеля и предложил пообедать, как в их первую встречу.
– Отдохнем, поболтаем, о делах говорить не будем – разве что чуть-чуть. А завтра обсудим наши планы. Договорились?
По его просьбе она сама выбрала ресторан и встретила его уже там.
«Амброзия» специализировалась на карибско-суринамской кухне. Ресторан, тихий и уютный, находился на Штадтхо-удерскад, прямо на канале, рядом с тихой Музеум-Плайн. После симпатичной официантки к ним вышел чернокожий повар, чтобы обсудить – на беглом английском, – как приготовить для них заказанные блюда. Вино тоже оказалось превосходное. Они чувствовали себя словно на уютном островке света и тепла в бесконечном море мрака, и то, что все это могло исчезнуть навсегда, придавало ощущениям особую остроту.
– Обратно я бы прошлась пешком, – сказала Флорис в конце ужина. – Вечер такой чудесный.
До ее квартиры было мили две.
– Если не возражаешь, я тебя провожу, – охотно предложил Эверард.
Она улыбнулась. Волосы ее сияли на фоне сумерек за окном, словно напоминание о солнечном свете.
– Спасибо. Я надеялась, ты предложишь.
Они окунулись в тихий вечерний воздух. Прошел дождь, и на улице пахло весной. Машин почти не было, их шум лишь слышался где-то в отдалении. Мимо по каналу двигались лодки, и весла рассыпали в воздухе жемчуг брызг.
– Спасибо, – повторила она. – Все это восхитительно. Только такой вечер и мог ободрить меня.
– Ну и хорошо. – Он вытащил кисет с табаком и принялся набивать трубку. – Однако, я уверен, ты в любом случае довольно быстро пришла бы в норму.
Они свернули в сторону от канала и пошли вдоль фасадов старинных домов.
– Да, мне и прежде приходилось сталкиваться с ужасными вещами, – согласилась она.
Беззаботное настроение вечера, которое они старались сохранить, исчезло, хотя голос ее оставался спокойным.
– Не в таких масштабах, правда, – продолжила она. – Но я видела мертвых и умирающих после сражений, и смертельные болезни, и… Судьба часто бывает жестока к людям.
Эверард кивнул.
– Да, наше время стало свидетелем множества злодеяний, но в другие времена их едва ли было меньше. Главное отличие в том, что теперь люди воображают, будто все могло быть устроено гораздо лучше.
– Поначалу все это романтично, живое прошлое и все такое, но со временем… – вздохнула Флорис.
– Что ж, ты выбрала довольно жестокий период. Хотя по-настоящему изощренную жестокость ты бы нашла только в Риме.
Она устремила на него внимательный взгляд.
– Не могу поверить, что ты сохранил какие-то иллюзии о врожденном рыцарстве варваров. Свои я растеряла быстро. Все они жестоки. Просто зверства их были менее масштабны.
Эверард чиркнул спичкой.
– Могу я спросить, почему ты выбрала для изучения именно их? Понятно, кто-то должен заниматься и этим периодом, но с твоими способностями можно было выбрать любое другое историческое сообщество.
Она рассмеялась.
– Меня пробовали переубедить, когда я закончила Академию. Один агент потратил несколько часов, расписывая, как мне понравится Голландия времен Брабанта. Пел он сладко. Но я уперлась.
– Отчего же?
– Чем чаще я вспоминаю об этом, тем непонятнее мне причины. Временами кажется, что… Если ты не против, я могу рассказать.