Патрульные Апокалипсиса

– Прекрасно, – весело сказал Дру. – Действуй, даю тебе не больше двух минут. А потом я хочу с тобой встретиться.

– Встретиться? Да я из тебя дух вышибу!

– Повремени с этим, Стэнли. Я знаю, где они держат Карин.

– Что?!

– Рю Лакост, 23, номер квартиры неизвестен, но ее только что сняли.

– Ты это из падре выжал?

– И без особого труда – он испугался.

– Он… что?

– Некогда, Стош! Пойти должны только ты и я. Если они почуют неладное или увидят хоть одну подозрительную машину у дома – убьют ее. Они и так собираются это сделать приблизительно через час, если не свяжутся со мной и не вытащат на встречу.

– Встретимся в сотне ярдов к востоку от здания между фонарями у самого темного подъезда или переулка.

– Спасибо, Стэнли, серьезно. Я знаю, когда к сольной операции нужно кого-то подключить, лучше тебя партнера не найти.

– У меня нет выбора. Ты б никак не мог выйти на Геракла, если б он был ненастоящим.

Карин де Фрис сидела со связанными сзади руками, а напротив нее на деревянном кухонном стуле, широко расставив ноги, закинув левую руку за спинку и небрежно держа в правой пистолет с большим цилиндром глушителя на стволе, развалился стройный широкоплечий убийца-нацист.

– Почему вы считаете, будто ваш муж жив, фрау де Фрис? – спросил нацист по-немецки. – А точнее, если уж пофантазировать и представить, что это и в самом деле так, с чего вы взяли, что нам это должно быть известно? Ведь, дорогая моя, его казнила Штази, об этом все знают.

– Возможно, и знают, но это ложь. Когда проживешь с человеком восемь лет, то легко узнаешь его голос, даже если он искажен или невнятен.

– Потрясающе. Вы слышали его голос?

– Дважды.

– В досье Штази все по-другому и очень достоверно, я бы сказал.

– В том-то и проблема, – холодно парировала Карин. – Уж слишком достоверно.

– Бессмыслица какая-то.

– Ничуть! Даже самые жестокие гестаповцы не описывали в деталях пытки и расстрел заключенных. Такие подробности противоречили их интересам.

– Меня тогда еще на свете не было.

– Меня тоже, но существуют документы. Может, вам стоит почитать.

– Я не нуждаюсь в ваших указаниях, мадам. А этот голос… Где вы его слышали?

– Как где? По телефону, естественно.

– По телефону? Он звонил вам?

– Не от своего имени, но с той самой руганью, которой я наслушалась за последний год нашего супружества, прежде чем его, как считается, казнила Штази.

– И вы, конечно, дали ему отпор?

– Он тогда вообще закричал, как маньяк. Мой муж серьезно болен, герр нацист.

– Принимаю такое обращение как комплимент, – сказал нацист, ухмыляясь и вращая пистолетом. – Почему вы говорите, ваш муж болен или, вернее, почему вы мне об этом рассказываете?

– Потому что, я думаю, он с вами заодно.

– С нами заодно? – недоверчиво переспросил немец. – Фредди де Ф., амстердамский провокатор, злейший враг нашего движения? Простите меня, фрау де Фрис, но это полная бессмыслица. Как такое могло бы произойти?

– Ему понравилось ненавидеть, а вы – олицетворение ненависти.

– Это выше моего понимания.

– Моего тоже, поскольку я не психолог, но знаю, что права. Его чувству ненависти больше некуда было деться, он не мог без него жить. Вы с ним что-то сделали – на этот счет у меня есть своя теория, но нет доказательств. Вы дали ему выход, выход его ненависти, восстановили его против всего, во что он верил…

– Хватит с меня этих глупостей. Вы действительно сумасшедшая.

– Нет, я в своем уме. Мне даже кажется, я знаю, как вы это сделали.

– Сделали что?

– Восстановили его против друзей, ваших врагов.

– Ну и как же мы сотворили это чудо?

– Вы сделали его зависимым от себя. В последние месяцы перемены в его настроении стали очень резкими… Он часто бывал в отъезде, как и я, но, когда мы оказывались вместе, становился другим – то впадал в депрессию, то тут же в ярость. Бывали дни, когда он вел себя как ребенок – маленький мальчик, которому так хотелось игрушку, что, когда он ее не получал, выбегал из дома и пропадал где-то несколько часов. А потом возвращался, каялся, просил прощения за свои вспышки гнева.

– Мадам, – крикнул нацист, – я понятия не имею, о чем вы говорите!

– Наркотики, герр нацист, я говорю о наркотиках. Я считаю, вы снабжаете ими Фредерика, потому-то он и зависим от вас. Вы его, наверно, прячете где-то в горах, поддерживая пагубное пристрастие, с тем чтобы извлечь из него информацию при каждой операции, направленной против вас. А он кладезь секретов, хотя многое и забыл.

– Вы с ума сошли. Будь у нас такой человек, мы применили бы другие препараты, позволяющие вытянуть из него все секреты за несколько минут. Зачем же тратить время и деньги, продляя ему жизнь?

– Затем, что амитал и скополамин не вытянут секретов, которые человек уже не помнит.

– Так что толку от такого информатора?

– И ситуация и обстоятельства меняются. Вы сталкиваетесь с препятствием, будь то человек или стратегия, ставите его перед ним, и память возвращается. Можно кого-то опознать, объяснить когда-то знакомую тактику.

– Господи, да вы начитались детективной литературы.

– Наш мир – ваш, а совсем недавно и мой – во многом основан на вымышленных предположениях.