Патрульные Апокалипсиса

– Да нет, черт возьми! Но мне же интересно, что в этом необычного? Знаешь, я воображал, что, если когда-нибудь соберусь просить женщину выйти за меня замуж, мне надо будет пойти к ее отцу и сказать что-нибудь вроде: «Да, сэр, я могу о ней позаботиться и люблю ее», – нечто в таком духе. Я могу это сделать, Карин?

– Боюсь, что нет, так что лучше мне сказать тебе правду… Моя бабушка была датчанкой, ее похитили нацисты и принудили к участию в программе «Лебенсборн». Когда у нее родилась дочь, моя мать, она выкрала ее у них и с немыслимым упорством пробралась обратно в Данию и спряталась в маленькой деревушке на окраине Ханстольма у Северного моря. Она нашла себе мужчину, антифашиста, который женился на ней и удочерил ребенка, мою мать.

– То, что ты говоришь…

– Да, Дру Лэтем, если б не безумное упорство ожесточенной женщины, я могла бы стать зонненкиндом, такой же, как Жанин Клунз. К сожалению, нацисты скрупулезно все регистрировали, и моей бабушке вместе с мужем приходилось все время убегать, у них никогда не было ни своего постоянного дома, ни возможности дать ребенку нормальное образование. В конце концов, после войны они перебрались в Бельгию, где эта почти неграмотная девочка выросла, вышла замуж и родила меня в 1962 году. Поскольку матери самой не удалось получить соответствующее образование, она была одержима идеей дать его мне.

– Где твои родители теперь?

– Отец бросил нас, когда мне было девять лет, и, оглядываясь назад, я могу понять почему. Мать унаследовала от моей бабушки настойчивость в достижении цели. Так же, как ее мать рисковала всем – ей даже грозила публичная казнь через повешение, – лишь бы выкрасть свое дитя из дома ребенка, моя мать была поглощена мной. На мужа у нее времени не оставалось, она полностью сосредоточилась на дочери. Я должна была постоянно лихорадочно читать, получать наивысшие баллы в школе, учиться, учиться, учиться, пока сама не стала такой же, как она, одержимой и помешанной на своей учебе.

– Неудивительно, что вы поладили с Гарри. А мать твоя жива?

– Она в частной клинике в Антверпене. Она, можно сказать, сожгла себя и теперь едва меня узнает.

– А отец?

– Кто знает? Я никогда не пыталась его найти. Позже мне часто приходила эта мысль в голову, потому что, я уже тебе говорила, мне стала ясна причина его ухода. И знаешь, при первом же удобном случае я сама ушла от матери, пока она совсем не раздавила меня. Потом появился Фредди, и я выскочила замуж…

– Ну ладно, с этим покончено! – сказал Дру, улыбаясь и сжимая ей руку. – Теперь я чувствую, что знаю тебя достаточно хорошо, чтобы продолжить род Лэтемов.

– Как благородно с твоей стороны. Я постараюсь быть достойной.

– Достойной? Это ты снисходишь до меня, но я хочу, чтоб ты знала: первое, что я заказываю для библиотеки, – это несколько энциклопедий.

– Для какой библиотеки?

– В доме.

– В каком доме?

– В нашем. Прямо за поворотом этой старой дороги, которую я, естественно, выровняю, раз могу теперь это себе позволить.

– О чем ты говоришь?

– Это нечто вроде черного хода во владения.

– Какие владения?

– Наши. Ты говорила, что любишь горы.

– Люблю. Посмотри вон туда вверх, какие они величественные, аж дух захватывает.

– Ну тогда пойдем, любительница гор, мы почти у цели.

– У какой цели?

– Понимаешь, – сказал Дру, когда они свернули налево по грязной дороге, – у меня есть друг в Форт-Коллинс, он мне и рассказал об этом месте. Гвоздь по-настоящему богат – мы его прозвали Гвоздем, потому что он мог пригвоздить, прижать к стенке кого угодно – любимую женщину, делового партнера. Так вот, он сказал, что остался только один участок, если я, конечно, смогу заплатить. А потом, и это тоже в духе Гвоздя, добавил, что может помочь, если с деньгами проблема.

– Чем он занимается?

– Никому не известно. У него куча компьютеров, он торгует акциями, облигациями, товарами, что-то в этом роде. Но я был так горд, что могу ему сказать: «Это не проблема, Гвоздь. Если мне понравится, куплю».

– А он что?

– «Это на зарплату-то от государства, дружище?» А я говорю: «Нет, дружище, я разместил свои ежедневные заработки на европейских рынках», и он сказал: «Давай позавтракаем или пообедаем, а то поживи у меня сколько захочешь».

– Ни стыда у тебя, ни совести, Дру Лэтем!

Поворот закончился, и то, что открылось их взору, заставило Карин ахнуть от изумления. Перед ними лежало огромное озеро с голубовато-зеленой прозрачной водой, по которой скользили белые паруса, а вдали виднелся ряд домов изысканной архитектуры с выступающими причалами ниже ухоженных лужаек. Над ними, озаренные солнцем, простирались вдаль горы, подобно райским крепостям защищая живописную земную долину. Справа раскинулись обширные поля, вплотную примыкающие к озеру, никем не заселенные, заросшие высокой травой и полевыми цветами.

– Вот, леди, и наш дом. Разве ты его не видишь? В паре миль отсюда юго-западный вход в национальный парк Скалистых гор.

– Милый мой, мне просто не верится!