Патрульные апокалипсиса

На вымощенном плитами внутреннем дворике была расставлена садовая мебель: три стула с прямыми спинками и белый стальной стол — пасторальное место уединения для медитации или конфиденциальных встреч. На дальнем стуле сидел новый фюрер Гюнтер Ягер, отсветы мерцающего света фонарей падали на его светлые волосы. Увидев старого друга, он поднялся и раскрыл объятия, тут же опустив левую руку и протягивая правую.

— Как хорошо, что вы приехали, Ханс.

— Я просил об этой встрече, Гюнтер.

— Чушь. Вам ни о чем не надо просить, просто скажите, что вам нужно? Садитесь, садитесь. Могу я предложить вам что-нибудь, может быть, выпить?

— Нет, спасибо. Хочу поскорее вернуться в Нюрнберг. Мой телефон просто разрывается от неперехваченных звонков.

— Неперехваченных?.. Ах да, скремблеры.

— Вот именно. У вас такие же.

— Правда?

— Может, каналы другие, но все, что я узнал, вы тоже должны знать.

— Понятно, согласен, так что за срочность, доктор?

— Что вам известно о последних событиях в Париже?

— Все, я полагаю.

— Герхард Крёгер?

— Застрелен американцами во время стычки в отеле «Интерконтиненталь». Тем лучше, ему вообще незачем было ехать в Париж.

— Он считал святым долгом выполнить свою миссию.

— Какую?

— Убить проникшего в долину офицера ЦРУ Гарри Лэтема, которого он сам и разоблачил.

— Мы найдем американца, хотя это и не важно, — сказал Ягер. — Долина больше не существует.

— Но вы уверены, что Крёгер мертв?

— Так сказано в отчете, посланном нашим посольством в боннскую разведку. Это всем известно в тех кругах, хотя они и прячут информацию, чтобы нас не засветить.

— Доклад, который, если я не ошибаюсь, вышел из недр американского посольства.

— Видимо. Им известно, что Крёгер наш человек... они не могут этого не знать. Этот тупица стал стрелять вокруг, думая, что убьет этого Лэтема. Однако американцы ничего не узнали — он умер по пути в посольство.

— Понятно, — сказал Ханс Траупман, меняя позу. Он лишь изредка глядел на Гюнтера Ягера, будто ему не хотелось приковывать к себе взор нового фюрера. — А наш зонненкинд, Жанин Клуниц, жена американского посла?

— Ну, чтоб узнать о случившемся с ней, и информаторы наши не нужны, Ханс. Об этом писали газеты в Европе, Америке — повсюду, и есть свидетели. Она чудом избежала засады израильских экстремистов, охотившихся за Кортлендом из-за недовольства якобы проарабским Госдепартаментом. Ее ранили, и, к несчастью, наш зонненкинд Клуниц выжила. Через день-два, заверили меня, она умрет.

— И наконец, Гюнтер... mein Fuhrer...

— Я уже говорил, Ханс, между нами это лишнее.

— Для меня не лишнее. Вы гораздо значительнее, чем был гангстер из Мюнхена. Вы высокообразованный человек, исторически и идеологически оправданная фигура, вызванная к жизни ситуацией, сложившейся не только в Германии, но и во всех странах. Калеки от рождения, низшие расы и посредственности повсюду занимают влиятельные посты в правительствах, и вы как никто иной понимаете — эту разрушительную тенденцию надо остановить. Вы можете этого добиться...

— Спасибо, Ханс, но вы сказали «и наконец» — что наконец?

— Да этот Лэтем, глубоко засекреченный офицер ЦРУ, который проник в долину и был разоблачен Герхардом Крёгером...

— Что он?

— Лэтем еще жив. Он хитрее, чем мы думали.

— Он же человек, Ханс. Всего лишь плоть, кровь и сердце, которое можно остановить — пробить пулей или ножом. Я отправил две команды блицкригеров в Париж с этим заданием. Они не провалят операцию. Не посмеют.

— А женщина, с которой он живет?

— Эта шлюха де Фрис? — спросил новый фюрер. — Ее надо убить вместе с ним — или лучше до него. Ее внезапная смерть лишит его силы, он станет более уязвимым, наделает ошибок... Ради этого вы и приехали, Ханс?

— Нет, Гюнтер, — сказал Траупман, встав со стула и шагая между тенью и светом двух фонарей. — Я приехал сказать вам правду — правду, как я ее понял из своих собственных источников.

— Собственныхисточников?

— Они не отличаются от ваших, уверяю вас, но я старый человек, поднаторевший в болтах и гайках хирургии. И слишком часто пациенты ходят вокруг да около своих симптомов, опасаясь услышать безнадежный диагноз. В конце концов обретаешь умение распознавать частичный самообман, неправду.

— Нельзя ли пояснее.

— Хорошо, и у меня есть подтверждение того, что я скажу. Герхард Крёгер не умер. Я подозреваю, что он жив и его держат в американском посольстве.

— Что? -Ягер вскочил со стула.

— Я послал своего человека в отель «Интерконтиненталь» с официальными французскими документами, естественно, чтоб он расспросил клерков-свидетелей. Они все говорят по-английски и сказали, что ясно слышали, как один из охранников на балконе крикнул, что «маньяка» ранили в ноги и он еще жив. Его увезли на «скорой помощи». Повторяю, он еще жив.

— Боже мои!