— Да, точно. О чем он не знает, за то не отвечает, а мы имеем дело с психопатами, с убийцами-фанатиками.
— Не улавливаю связи, Клод, но начало положено. Кстати, спасибо за подкрепление в больнице. Кроме двух сержантов и капитана, мои пехотинцы не сильны во французском.
— Ваш капитан приезжал сюда по студенческому обмену. У одного сержанта родители-французы, он выучил наш язык еще до английского, а знания второго сводятся к непристойностям и умению договориться с проститутками.
— Отлично! Нацисты — это сама непристойность, так что он отлично подходит.
— Как держится наша стенографистка, изображающая мадам Кортленд?
— Как заряженное ружье, — сказал полковник.
— Это опасно.
— Знаете ли, она — еврейка из Нью-Йорка и ненавидит нацистов. Ее дедушку с бабушкой отправили в газовую камеру в Берген-Бельзене.
— Странно, правда? Дру Лэтем как-то сказал: «Что пошло по кругу, по нему и вернется». Это очень верно в человеческом плане.
— Верно то, что, когда какой-нибудь нацистский гад заявится за новой миссис Кортленд, а это обязательно будет, мы его прижмем и расколем.
— Я уже говорил, Стэнли, сомневаюсь, чтоб кто-нибудь заявился. Нацисты не дураки. Они почувствуют ловушку.
— Я это учитываю, но ставлю на человеческую натуру. Когда ставка так высока — как-никак у нас живой зонненкинд, — все средства хороши. Эти подонки не могут себе позволить отказаться.
— Надеюсь, вы правы, Стэнли... Как ваш коллега, спорщик Дру Лэтем, относится к такому сценарию?
— Нормально. Мы устроили выборочную утечку информации, что он полковник Уэбстер для посольских, даже для антинейцев, хотя они явно уже это знают. Теперь вы сделаете то же самое. А еще мы переводим де Фрис сюда, в посольство, ее квартиру будут охранять пехотинцы.
— Удивительно, что она так быстро согласилась, — сказал Моро. — Эта женщина способна на разные уловки, но я уверен, она его действительно любит, и, учитывая ее прошлое, едва ли по своей воле оставила бы при таких обстоятельствах.
— Она еще не знает, — сказал Витковски. — Мы переправим ее сегодня вечером.
Был ранний вечер, дни в Париже становились короче. Карин де Фрис сидела в кресле у окна, тусклый мягкий свет от напольной лампы подсвечивал ее длинные темные волосы, бросая мягкие тени на красивое лицо.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — спросила она, свирепо глядя на Лэтема, который опять был в военной форме, только китель висел на стуле.
— Конечно, — ответил он. — Я приманка.
— Ты — покойник!
— Черта с два. По крайней мере, перевес на моей стороне, иначе б я на это не пошел.
—
— Убийцы целятся не в тело, дорогой мой, а в голову через телескопический прицел.
— Все забываю, ты же в этом разбираешься.
— К счастью, да, потому я и хочу, чтоб ты послал к черту нашего общего друга Стэнли.
— Не могу.
—
— Кого-то другого? Может, того, у кого есть брат, фермер в Айдахо или автомеханик в Джерси-Сити? А мне-то как с этим жить дальше?
— А я не могу жить без
— Разве я могу тебя презирать? — спокойно сказал Дру, обнимая ее. — Мы нужны друг другу по разным причинам, и нам еще долгие годы не нужно в них разбираться. — Он откинул ее голову и посмотрел в глаза. — Может, отложим до того, когда станем старенькими и будем дни напролет сидеть в качалках и смотреть на воду?
— Или на горы. Люблю горы.
— Это мы обсудим.
В дверь номера постучали.
— Черт, — сказал, отпуская ее, Дру. — Где список кодов по времени?
— Прикрепила к стене в прихожей. Увидишь. Ясно. Сколько сейчас?
— Где-то 7.30. Смена в восемь.
—
— Bonney rabbitte, — раздался за дверью голос мсье Фрака.
— Детский сад какой-то, — сказал Лэтем, открывая дверь.
— Пора, мсье.
— Да, знаю. Через пару минут, о'кей?
— Certainement, — сказал Фрак, а Дру закрыл дверь и повернулся к Карин.
— Ты уезжаешь, подруга.
— Что?
— Что слышала. Тебя переводят в посольство.
— Что?..
— О чем ты?