Патрульные апокалипсиса

— Прекрасно, — весело сказал Дру. — Действуй, даю тебе не больше двух минут. А потом я хочу с тобой встретиться.

— Встретиться? Да я из тебя дух вышибу!

— Повремени с этим, Стэнли. Я знаю, где они держат Карин.

— Что?!

— Рю Лакост, 23, номер квартиры неизвестен, но ее только что сняли.

— Ты это из падре выжал?

— И без особого труда — он испугался.

— Он... что?

— Некогда,Стош! Пойти должны только ты и я. Если они почуют неладное или увидят хоть одну подозрительную машину у дома — убьют ее. Они и так собираются это сделать приблизительно через час, если не свяжутся со мной и не вытащат на встречу.

— Встретимся в сотне ярдов к востоку от здания между фонарями у самого темного подъезда или переулка.

— Спасибо, Стэнли, серьезно. Я знаю, когда к сольной операции нужно кого-то подключить, лучше тебя партнера не найти.

— У меня нет выбора. Ты в никак не мог выйти на Геракла, если в он был ненастоящим.

* * *

Карин де Фрис сидела со связанными сзади руками, а напротив нее на деревянном кухонном стуле, широко расставив ноги, закинув левую руку за спинку и небрежно держа в правой пистолет с большим цилиндром глушителя на стволе, развалился стройный широкоплечий убийца-нацист.

— Почему вы считаете, будто ваш муж жив, фрау де Фрис? — спросил нацист по-немецки. — А точнее, если уж пофантазировать и представить, что это и в самом деле так, с чего вы взяли, что нам это должно быть известно? Ведь, дорогая моя, его казнила Штази, об этом все знают.

— Возможно, и знают, но это ложь. Когда проживешь с человеком восемь лет, то легко узнаешь его голос, даже если он искажен или невнятен.

— Потрясающе. Вы слышали его голос?

— Дважды.

— В досье Штази все по-другому и очень достоверно, я бы сказал.

— В том-то и проблема, — холодно парировала Карин. — Уж слишком достоверно.

— Бессмыслица какая-то.

— Ничуть! Даже самые жестокие гестаповцы не описывали в деталях пытки и расстрел заключенных. Такие подробности противоречили их интересам.

— Меня тогда еще на свете не было.

— Меня тоже, но существуют документы. Может, вам стоит почитать.

— Я не нуждаюсь в ваших указаниях, мадам. А этот голос... Где вы его слышали?

— Как где? По телефону, естественно.

— По телефону? Он звонил вам?

— Не от своего имени, но с той самой руганью, которой я наслушалась за последний год нашего супружества, прежде чем его, как считается, казнила Штази.

— И вы, конечно, дали ему отпор?

— Он тогда вообще закричал, как маньяк. Мой муж серьезно болен, герр нацист.

— Принимаю такое обращение как комплимент, — сказал нацист, ухмыляясь и вращая пистолетом. — Почему вы говорите, ваш муж болен или, вернее, почему вы мне об этом рассказываете?

— Потому что, я думаю, он с вами заодно.

— С нами заодно? — недоверчиво переспросил немец. — Фредди де Ф., амстердамский провокатор, злейший враг нашего движения? Простите меня, фрау де Фрис, но это полная бессмыслица. Как такое могло бы произойти?

— Ему понравилось ненавидеть, а вы — олицетворение ненависти.

— Это выше моего понимания.

— Моего тоже, поскольку я не психолог, но знаю, что права. Его чувству ненависти больше некуда было деться, он не мог без него жить. Вы с ним что-то сделали — на этот счет у меня есть своя теория, но нет доказательств. Вы дали ему выход, выход его ненависти, восстановили его против всего, во что он верил...

— Хватит с меня этих глупостей. Вы действительно сумасшедшая.

— Нет, я в своем уме. Мне даже кажется, я знаю, как вы это сделали.

— Сделали что?

— Восстановили его против друзей, ваших врагов.

— Ну и как же мы сотворили это чудо?

— Вы сделали его зависимым от себя. В последние месяцы перемены в его настроении стали очень резкими... Он часто бывал в отъезде, как и я, но когда мы оказывались вместе, становился другим — то впадал в депрессию, то тут же в ярость. Бывали дни, когда он вел себя как ребенок — маленький мальчик, которому так хотелось игрушку, что, когда он ее не получал, выбегал из дома и пропадал где-то несколько часов. А потом возвращался, каялся, просил прощения за вои вспышки гнева.

— Мадам, -крикнул нацист, — я понятия не имею, о чем вы говорите!

— Наркотики, герр нацист, я говорю о наркотиках. Я считаю, вы снабжаете ими Фредерика, потому-то он и зависим от вас. Вы его, наверно, прячете где-то в горах, поддерживая пагубное пристрастие, с тем чтобы извлечь из него информацию при каждой операции, направленной против вас. А он кладезь секретов, хотя многое и забыл.

— Вы с ума сошли. Будь у нас такой человек, мы применили бы другие препараты, позволяющие вытянуть из него все секреты за несколько минут. Зачем же тратить время и деньги, продляя ему жизнь?

— Затем, что амитал и скополамин не вытянут секретов, которые человек уже не помнит.

— Так что толку от такого информатора?

— И ситуация и обстоятельства меняются. Вы сталкиваетесь с препятствием, будь то человек или стратегия, ставите его перед ним, и Память возвращается. Можно кого-то опознать, объяснить когда-то знакомую тактику.

— Господи, да вы начитались детективной литературы.