— Врачи делают все возможное, что тут еще сказать. Благодарю вас за участие, у вас есть ко мне еще что-нибудь?
— Да, сэр. Держится в строжайшей тайне, что Дру Лэтем жив, но я работаю в тесном контакте с полковником Витковски, поэтому в курсе дела, знаю также, Дру сейчас у вас. Так вот, мне бы хотелось поговорить с ним.
— О... вы меня несколько ошеломили, мистер Дурбейн. Не кладите трубку, пожалуйста.
Линия замолчала, тишина нервировала: там, похоже, принимали решение. Наконец в трубке послышался голос Дру:
— Да, Бобби?
— Я оставил вам пару посланий. Вы не позвонили.
— И не написал. Кроме того, что в меня стреляли и чуть не отправили в мир иной, у меня тут было дел по горло да еще кое-какие неприятности.
— Представляю. Однако, мне кажется, нам надо поговорить.
— Правда? О чем?
— Как раз это я и хочу выяснить.
— Это что, шарада? Я в них не силен, вы же знаете.
— Я знаю, что мне надо поговорить с вами, и не по телефону. Это возможно?
— Одну минуту. — И опять наступила пауза, но короче предыдущей. — Хорошо, — сказал Лэтем в трубку. — Есть лифт, о котором я не подозревал, он останавливается у вас на этаже. Я приеду вместе с тремя вооруженными пехотинцами, и вы очистите коридор. Будем через пять минут.
— Все так далеко зашло? — тихо спросил Дурбейн. — Я? Я вдруг стал опасной зоной?
— Разберемся, Бобби.
Через семь минут двадцать восемь секунд Дру сидел на единственном стуле перед столом Дурбейна, пехотинцы уже обследовали кабинет, оружия не нашли.
— Что за чертовщина? — спросил главный оператор центра связи. — Бога ради, чем я так провинился, чтобы ко мне применяли гестаповские методы?
— Возможно, вы выбрали очень точное слово, Бобби. Гестапо — нацистская лексика.
— Что вы такое говорите?
— Вы знаете женщину по имени Филлис Крэнстон?
— Конечно. Она секретарь... как его... третьего или четвертого атташе, ниже поверенного в делах у посла. Ну и что?
— Она говорила вам, кто такой полковник Уэбстер и где он находится?
— Да, но вообще-то могла и не говорить.
— Что вы имеете в виду?
— А кто, вы думаете, устанавливал связь между посольством и странствующим полковником Уэбстером? Две или три смены отелей. Бесконечные ваши с миссис де Фрис передвижения — даже Витковски не мог за всем уследить.
— Значит, все сохранялось в тайне?
— На мой взгляд, избитая фраза «совершенно секретно» наложилась на не менее затасканный «приказ по части», Почему, вы думаете, я был так груб с Крэнстон?
— Я не знал.
— Я потребовал, чтоб она сказала, откуда
— Что она вам сказала?
— Сломалась, расплакалась, несла какую-то религиозную чепуху. Накануне она пьянствовала, так что сопротивление у нее было на нуле.
— Вы, должно быть, хорошо ее знаете.
— Хотите честно, Дру?
— Поэтому я и пришел, Бобби.
— Мы с женой были как-то на одном приеме в посольстве, и Марта — жена моя — заметила, что Филлис постоянно крутится у бара и набирается потихонечку. Я-то подумал, как еще нормальному человеку выдержать эти приемы, если не выпить, да я сам так делал, черт возьми. Но Марта оказалась проницательнее, она же наблюдала, что происходило с моей матерью под конец, и стала уговаривать меня попытаться помочь Филлис, которая страдает из-за «низкой самооценки» и так далее. Я попытался, но явно не справился.
— Значит, вы никому не говорили, кто я и в каком живу отеле?
— Боже мой, нет! Даже когда этот кретин, на которого работает Крэнстон, пришел вынюхивать о вашем персонале и ресурсах, я сказал ему, что понятия не имею, кто заменит вас. Я был рад, что Филлис сообразила держать рот на замке.
— А что он вынюхивал?
— Тут все выглядело законно, — ответил Дурбейн. — Черт, все же знают, отдел консульских операций следит не за меню на кухне посольства. Так вот, по его словам, один французский застройщик посоветовал ему вложить деньги в какую-то недвижимость, он и подумал, что ваши сотрудники могли бы проверить законность его действий. Это вполне в его духе, Дру. Крэнстон говорит, что он больше времени проводит за обедами с парижскими бизнесменами, чем с теми, кто мог бы принести нам пользу здесь.
— Почему он не обратился к Витковски?
— И так понятно — его вопрос не имеет ни малейшего отношения к безопасности; не может же он использовать отдел посольства для личных финансовых сделок.
— А я что — спица в колесе?
— Нет, скорее око недреманное, наблюдающее за внутренними операциями важного консульского отдела. — А значит, можете дать консультации персоналу относительно их поведения в финансовых и других вопросах. По крайней мере, такой вывод напрашивается из вашей официальной биографической справки.
— Надо ее переписать, — сказал Лэтем.
— Зачем? Там все так туманно.
Дру откинулся на спинку стула, выгнув шею, взглянул на белый потолок и вздохнул с облегчением.