Патрульные апокалипсиса

— Для нас с вами, капитан, их наряды полностью не подойдут, но ручаюсь, мы могли бы втиснуться в эту идиотскую форму — поверхнашей одежды. Даже в рубашки — здесь же темно.

— Черт побери, — медленно сказал Диец. — В этом что-то есть. При этом освещении они будут большим камуфляжем, чем то, что на нас.

— Depeche-toi — быстрее! — сказал Первый, и они со своим коллегой, наклонившись, стали стаскивать с трупов заляпанную кровью нацистскую форму.

— Есть одна проблема, — вмешался капитан, и все посмотрели на него. — Я говорю по-немецки, ониговорят, а вы нет, К.О.

— Я не собираюсь ни с кем играть в бридж или выпивать.

— А если нас, скажем, остановят? Эти клоуны здесь не единственные, уж поверьте, и тогда темнота не поможет.

— Одну минуту, — сказал Второй. — Мсье Лэтем, вы можете произнести слово «Halsweh»?

— Конечно, халзфэй.

— Еще раз, К.О., — сказал Диец, одобрительно кивая французу. — Отлично, ребята... Halsweh, повторите.

— Халзвэй, — пробормотал Лэтем.

— Сойдет, — сказал спецназовец, — Если нас остановят, говорить буду я. Если обратятся прямо к вам, закашляйтесь, схватитесь за горло и выдавите из себя слово «Halsweh», понятно?

— Не понятно, что это.

— "Горло болит" по-немецки, мсье. Кругом пыльца. У многих болит горло и глаза слезятся.

— Спасибо, Второй, потребуется врач — вас вызову.

— Да ладно вам. Одевайтесь.

Через четыре минуты Лэтем и Диец достаточно уподобились нацистским часовым, несмотря на неряшливость их одежды и пятна крови. Они бы никого не обманули при ярком свете, но в тени и полутьме их уловка могла сработать. Отбросив немецкие полуавтоматы, они заменили их своим оружием с глушителем, переключив со скорострельности на режим одиночного выстрела на тот случай, если обстановка потребует убрать одного нациста.

— Позовите кто-нибудь Витковски, — приказал Дру. — Прокаркайте разок, как ворона, но берегитесь, а то крюк попадет на шею. Турист из него неважный.

— Я пойду, — сказал Диец, направляясь к выходу из кабинки.

— Нет, не вы, — возразил Лэтем, останавливая спецназовца. — Увидит на вас эту форму и снесет вам голову. Пойдет Первый. Он с ним много говорил во время нашей встречи сегодня, и полковник его узнает.

— Oui, мсье.

Через девяносто шесть секунд в дверях кабинки появилась представительная фигура Стэнли Витковски.

— Смотрю, вы время зря не теряли, — сказал он, взглянув на два раздетых трупа. — Зачем эти дурацкие костюмы?

— Мы отправляемся на охоту, Стош, а ты остаешься здесь с нашими французскими приятелями. Прикройте нас с тыла, наша жизнь будет зависеть от вас троих.

— Что вы собираетесь делать?

— Начать поиски, что ж еще?

— Я подумал, вы можете это прихватить с собой, — сказал Витковски, вытаскивая из карманов пиджака большую сложенную бумагу, и весьма бесцеремонно раскладывая ее на спине одного из трупов. Он включил фонарик — это был уменьшенный план замка «Орлиное гнездо». — Я попросил Клоша сделать это для меня в Париже. По крайней мере, не будете охотиться вслепую.

— Сукин ты сын, Стэнли! — Дру с благодарностью посмотрел на Витковски. — Опять тебе нужно было меня обставить. Все эти разрозненные страницы собраны воедино. Как тебе удалось?

— Ты хорош, хлопчик, но отстаешь от времени. Тебе просто нужно немного помощи от старых мастодонтов, вот и все.

— Спасибо, Стош. С чего начнем, подскажи?

— Оптимально было бы взять заложника и узнать все, что можно. Тут недостаточно плана двухгодичной давности на листе бумаги.

Лэтем засунул руку под черную нацистскую рубашку и вытащил радио.

— Карин? — прошептал он, нажав на передачу.

— Гдевы? — ответила де Фрис.

— Внутри.

— Знаем, -вмешался лейтенант, — мы наблюдали за небольшими учениями, которые устроили наши новобранцы. Вы еще у бассейна?

— Да.

— Что вам нужно? — спросила Карин.

— Хотим взять пленного и допросить его. Не видно каких-нибудь теплых тел?

— Снаружи нет, — ответил Энтони, — на кухне двое или трое; все время маячат мимо окна. — Что-то многовато суеты в такой час.

— Berchtesgaden[149], — низким и глухим голосом произнес Витковски.

— Что? — спросил Диец, и все посмотрели на полковника.

— Повторение гитлеровского Berchtesgaden, где жеребцы оберфюрера возились день и ночь со своими многочисленными любовницами, не зная, что Гитлер их прослушивает, выискивая изменников.

— Откуда ты знаешь? — спросил Дру.

— Из показаний на нюрнбергском процессе. Эта кухня не закроется; парням иногда нужна передышка, и они всегда голодные.

— Конец связи, — сказал Лэтем по радио и убрал его под рубашку. — О'кей, ребята, как нам вытащить кого-нибудь оттуда?

— Придется мне, — ответил Диец, включая фонарик и рассматривая план замка. — Кто бы там внутри ни был, они или немцы, или французы. Вы не говорите по-немецки, по-французски вас трудно понять, а другие одеты не так, как надо... Здесь, сбоку, дверь. Я просуну голову и попрошу чашку кофе, пусть мне кто-нибудь вынесет. По-немецки — оба часовых были немцы.

— А что, если они увидят, что вы не тот самый часовой?

— Скажу, он заболел, и я его заменяю. Поэтому-то мне и нужен кофе, я еще полусонный.