— Чувство вины, Мэнни, глубокое чувство вины тому причиной. Что, черт побери, ты пытаешься мне доказать?
— Этот человек из ФБР хотел узнать, нет ли у тебя связей с новыми политическими, движениями в Германии. В конце концов, Уогнер по-английски пишется как Вагнер, а это — немецкая фамилия.
—
Кларенс (Клар) Огилви, вышедший в отставку председатель правления «Глобал электроникс», возвращался домой на своем стареньком «дюзенберге». Он свернул с парковой дороги Меррит в Гринвиче, штат Коннектикут, недалеко от своего дома, или поместья, как иронически именовала его пресса. До кризиса 1929 года, когда его семья была богата, три акра земли с бассейном средней величины, но без теннисного корта и конюшен, не считались поместьем. Однако богатый Клар почему-то вызывал презрительное к себе отношение, словно был виноват, что родился богатым. Его собственные достижения не принимались во внимание, ибо все полагали, что он способен хорошо заплатить за рекламу.
Все забыли, вернее сознательно упустили из виду годы, когда он работал по двенадцать — пятнадцать часов в сутки и превратил почти убыточную компанию, принадлежавшую его семье, в одну из самых процветающих фирм электронного оборудования в стране. В конце сороковых годов он окончил Массачусетский технологический институт, став пропагандистом новой техники, а вернувшись в семейный бизнес, сразу понял, что дело отстает на десятилетие. Он распустил почти всех, кто занимал высокие посты, обеспечив их пенсией, которую, как он надеялся, сможет выплачивать, и заменил их своими единомышленниками, ориентированными на компьютерную технику, и нанял талантливых людей, независимо от пола.
К середине пятидесятых технические успехи его команды длинноволосых новаторов в джинсах, покуривающих «травку», привлекли внимание Пентагона. Однако дело шло со скрипом и громом в основном потому, что на совещаниях презренные неопрятные «бороды» и «мини-юбки», объясняя новейшие технические достижения одетым с иголочки людям, небрежно клали ноги на полированные столы или приводили в порядок ногти. Но против их продукции невозможно было устоять, и военная мощь нации значительно выросла, а семейное предприятие приобрело глобальные масштабы.
«Все это происходило вчера», — думал Клар Огилви, проезжая по сельским дорогам к своему дому. А вот сегодняшний кошмар не мог привидеться ему в самом страшном сне. Он понимал, что никогда не пользовался популярностью в так называемом военно-промышленном комплексе, но то, что произошло, было уж слишком.
Его, попросту говоря, заклеймили как потенциального врага страны, тайного фанатика, разделяющего цели растущего в Германии неофашистского движения!
Он ездил в Нью-Йорк к Джону Саксу, своему адвокату и хорошему другу, который позвонил ему и вызвал по срочному делу.
— Вы поставляли немецкой фирме «Оберфельд» электронное оборудование, в которое входили спутниковые передатчики?
— Да, поставляли. С разрешения Федеральной комиссии по торговле, ребят по экспорту, и Государственного департамента. Контракта по использованию оборудования не требовалось.
— Ты знал, Клар, что за фирма «Оберфельд»?
— Знал одно — что она сразу же оплачивала счета. Я ведь сказал, что она была проверена.
— Ты никогда не интересовался их промышленной базой, направлением их деятельности?
— Мы считали, что они хотят расширить применение электроники, свои спецификации. Остальное касалось контроля за экспортом в Вашингтоне.
— Для нас это выход, конечно.
— О чем ты говоришь, Джон?
— Они — нацисты, Клар, новое поколение нацистов.
— Как, черт побери,
— На этом бесспорно можно строить защиту.
— Защиту от чего?
— Есть люди, утверждающие, что ты знал то, чего не знал Вашингтон. Что ты намеренно, осознанно снабжал группу нацистских бандитов новейшими изобретениями техники в области средств коммуникации.
— Это
— Ради всего святого,
— Что? Это же классика!
— Это немецкая машина.
— Черта с два немецкая. «Дюзенберг» — американская машина, сделанная в Вирджинии!
— Но название, понимаешь.
— Нет, ни черта не понимаю!
Кларенс (Клар) Огилви подъехал к своему дому, размышляя о том, что сказать жене.