А на прикрытие остального тела материи ушло совсем немного. Узенькая красная юбка в ладонь шириной открывала напоказ стройные ноги до самых пальчиков. На груди — полоска белой ткани. А под ней идеально ровные холмики грудей с острыми сосками. Талия у девушки была настолько тонкой, что ее можно было обхватить двумя мужскими ладонями.
Девушка принесла блюдо с запеченными шариками, от которых исходил яркий хлебный аромат, и два блюда поменьше. На одном — засахаренные дольки дыни, на другом — пиалы с густым соусом, похожим на кетчуп.
Толстяк ухватил хлебный шарик, макнул его в кетчуп и отправил в рот, улыбаясь от удовольствия и причмокивая.
Сашка тоже попробовал. Ну, не отравить же их тут собираются, в самом деле? Зачем? Хлебные шарики таяли во рту, а кетчуп на вкус оказался неотличим от клубничного варенья.
— Лопайте, парни, — сказал он вопросительно глядевшим на него друзьям. — Вкуснятина.
— Теперь можно и поговорить, — утерев подбородок рукавом халата, сообщил Шакир.
И завел длинную нудную шарманку о том, что сезон дождей в степи залил все пастбища. Что половина лошадей передохла от бескормицы, а вторая половина сильно отощала. И что волки по ночам нападают и воруют детей, а месяц назад Фарнир проглотил Луну. Что целое племя орков заблудилось в степи и потерялось, его до сих пор найти не могут.
В общем, Шакир врал складно и художественно.
Сашка слушал вполуха, грыз дольку дыни, кивал и надеялся, что лицо его выражает достаточную степень сочувствия. Видел он сегодня оркских коней на ярмарке, ловил краем уха разные разговоры, и прекрасно понимал, что все жалобы толстяка — пустой треп, который нужен только для того, чтобы показать, какой он, Шакир, нищий и голый. Чтобы потом заломить цену на свой товар.
Димка и Андрон почти не слушали Шакира, они распробовали шарики и теперь наперегонки уничтожали их.
— А у вас как дела, уважаемые гости? — закончив длинный список несчастий и бед, обрушившихся на степных орков, спросил толстяк.
Сашка набрал в грудь побольше воздуха, у него уже была готова длинная и печальная повесть о трех несчастных потеряшках, с такими душещипательными подробностями, что если толстяк не заплачет после неё, то значит сердца у него нет вовсе!
Но тут Андрон прочавкался и заявил:
— Да нормалёк у нас всё! Храни надо два флакона, а лучше четыре! Деньги у нас есть!
Димка ткнул его локтем в бок.
Сашка выругался про себя.
«И как теперь просить скидку, когда толстяк цену заломит? А он заломит, вон, как у него глазки заблестели!»
И толстяк заломил. Говорил он минут пять.
Сначала о том, что дожди в прошлом году шли сплошь с камнями и пеплом, а бескормица и неурожаи привели к тому, что гордый, но несчастный народ орков стоит на грани голода.
И только поэтому, а еще из-за огромного уважения к столь дорогим гостям, он, Шакир-Оглы-Черный, готов продать один флакончик храни за пятьсот золотых монет. Детей нужно кормить. Их много, и всех нужно кормить. А это — дорого!
Сашка прикидывал, это сколько же детей у орков?
От наглости Шакира у Димки даже аппетит пропал.
Он пару раз бывал с отцом на восточном базаре и помнил советы знающих людей. Никогда нельзя соглашаться на первую цену, иначе с тобой вообще не будут иметь дел, могут и в спину плюнуть. Торговаться и торговаться! И сбивать цену минимум вдвое-втрое. К тому же у них, после всех расходов, осталось только девяносто золотых монет и небольшая кучка серебра.
— Пятьдесят! — сказал он громко и отчетливо. — За два флакона!
Толстяк поперхнулся и долго кашлял. Смотрел он при этом на Димку очень уважительно. Щелкнул пальцами и вежливо улыбнулся гостям.
— Отведайте нашего кваду. Разговор, я вижу, долгий получится…
Всё та же орочка (а может, и другая, лица-то не разглядеть) принесла большой узкогорлый кувшин и три пиалы.
— О, запить сейчас самое оно будет! — обрадовался Андрон. — Очень уж дыня сладкая.
Сашка пригубил, почувствовал молочный привкус в напитке и отставил пиалу в сторону. Мало что он ненавидел так, как молоко. А друзья хлебали и нахваливали.
Началась долгая и отчаянная торговля.
Шакир клялся небесами и мамой, Димка жаловался на нестабильность курса валюты, Сашка добавлял про волатильность и обвал индекса Доу-Джонса (слышал в новостях эти слова, и они ему очень нравились, их всегда можно вставить в любой разговор о деньгах — звучит солидно и непонятно). Андрону было скучно, он доел всё, до чего дотянулся, допил всё, что было в кувшине и теперь зевал.
А толстяк увлёкся, раскраснелся, махал руками, но минут через пятнадцать стало ясно — меньше, чем за сто монет, флакон он не отдаст.
— Ладно, — сказал Сашка, ему надоела эта торговля, — нет так нет, найдем в другом месте. Дешевле.
В шатер зашел, как к себе домой, новый персонаж, несколько неожиданный. Полог шатра приподнялся, впуская свежий ночной ветерок, и перед парнями оказался высокий человек в сером плаще.
— Да, Сашка, засиделись мы чего-то, — сказал Димка. — Пора нам. Пойдем, а то Андрон сейчас прям тут заснет.
Он и сам с трудом подавлял зевоту.