Пацаны, не стреляйте друг в друга

– Это что такое? – в яростном недоумении вскричал Сагальцев.

– А то, что нельзя со мной силой, – надменно усмехнулся Панфилов.

И смиренно добавил:

– Я сам... Только без наручников...

Он сам пошел к машине, сам сел в салон, позволил омоновцам взять себя в живые клещи. Его привезли в город, заперли в камере предварительного заключения.

– Завтра поговорим, – сказал на прощание Сагальцев. – На трезвую голову. И с прокурором...

Панфилов не нашел ничего лучшего, чем отдать все имевшиеся при нем деньги дежурному милиционеру. Взамен он получил бутылку дешевого коньяка и мертвецки пил в течение всего вечера и ночи.

Проснулся он утром в состоянии жесткого похмелья. Напился холодной воды из-под крана, умылся, снова лег. В голове каша, все равно, где он, что с ним... Сагальцев появился ближе к обеду, сам зашел к нему в камеру. В глазах недоумение, замешанное на страхе и досаде.

– Что-то неважно выглядите, Марк Илларионович, – глядя куда-то в сторону, принужденно сказал он.

– Ничего, бывало и хуже.

– Зря вы так.

– Что зря?

– С Грецким так сурово обошлись. На Аллу наговорили... Ну было у нас с ней, так, эпизод...

– Но ведь было. А вы смерть мужа ее на самоубийство списали...

– Я не списывал... Следователь счел нужным... И вообще...

– Что вообще?

– Приношу вам свои извинения, – с нажимом на собственную гордость сказал Сагальцев.

– Извинения принимаю, но после холодного пива.

– Лучше перетерпеть, работа у вас.

– Может, мне лучше отгул взять? – усмехнулся Панфилов.

– Как хотите, – пожал плечами полковник. – В принципе, Костромской на месте, можно обойтись и без вашего присутствия. И бригада тоже на месте...

– Бригада?

– Да, оперативно-следственная...

– Что-то я вас не очень понимаю.

– Я, если честно, тоже... Алла... Гражданка Максютова погибла...

– Когда? – встрепенулся капитан.

– По всей видимости, ночью. Утром пришла горничная, обнаружила труп...

– Вот тебе и омут, – в мрачном раздумье изрек Панфилов. – Вот тебе и черти... Я в Серебровку поеду. Но пивка все равно возьму...

Левшин и Захарский ждали его у входа. Эту ночь они тоже провели во временном изоляторе, откуда их также вытянула неведомая сила. И «Нива» уже здесь.

– Куда, в Москву или в Серебровку? – спросил Левшин.

– В Серебровку.

Возражений, разумеется, не последовало. Но все же было видно, что прапорщик загрустил. И Захарский тоже поскучнел.

Не мог Марк Илларионович ехать в Москву, не мог бросить Настю на произвол судьбы. Черти какие-то мутят тихий омут, как бы до нее не добрались. Да и не мог он находиться вдалеке от нее.

Глава десятая

Панфилов сильно опоздал. Тело Максютовой уже увезли. Осталось только кресло, в котором ее нашла горничная. Кресло, стоявшее боком к трюмо. В зеркале небольшая дырочка от пули, радиальные трещины и тошнотворная субстанция, сухим протокольным языком именуемая физиологической жидкостью.

Зато застал он Костромского, который первым прибыл на место происшествия. И лейтенанта Тараскина, находившегося здесь во главе оперативно-следственной бригады.

– В кресле сидела, – сказал Юра. – Пеньюар, шелковый халат нараспашку. Рука свешена, пальцы касаются пистолета... В одном виске дырочка маленькая, а в другом – дыреха...

– Самоубийство, – авторитетно заявил следователь.

Панфилов внимательно посмотрел на него.

– Вы в этом уверены?

– Конечно... Чокнутая семейка. Сначала муж, потом жена...

– Жена не смогла пережить смерть мужа? – не без ехидства спросил он.

– Ну а почему нет?

– Пистолет какой?

– Старинный. Тульский-Коровина. Образца двадцать шестого года. Калибр шесть тридцать пять...

– Автоматический, – добавил Панфилов.

– Ну, понятное дело, что не револьвер...

– А гильза?

– Что гильза? – недоуменно уставился на него Тараскин.

– Гильза где?

– А-а, гильза... Не было гильзы... – потрясенно захлопал глазами лейтенант.

– Искали?

– Ну, искали... Может, закатилась куда...

– Как-то не подумал, – явно расстроился Костромской. – Конечно же, должна быть гильза...

– Если ее нет, какое ж это, к черту, самоубийство?

– Но если это убийство, зачем убийце забирать гильзу?

– Логично... И убийство здесь произошло, а не где-то, – кивнув на следы от выстрела, рассудительно сказал Панфилов. – И гильза должна быть...

– Может, горничная прибрала? – в раздумье спросил Тараскин.

– Какая горничная? Которая деньги украла?

– Нет, та в СИЗО, – покачал головой следователь. – Показания дала, суда ждет... Она здесь быть не могла...

– Так же, как и я, – усмехнулся Марк Илларионович. – У меня суровое алиби. Вся дежурная часть подтвердит...

– А вы что, могли бы? – сощурившись, глянул на него следователь.

– Что мог бы – гильзу прибрать или убить?

– Ну, и гильзу... И убить...

– Я эту ночь в райотделе провел, под бдительной охраной...

– Ну, это ясно. А чисто теоретически?

– Если чисто теоретически...

Панфилов вспомнил вчерашний разговор с Агатой. Неспроста она сказала о том, что он зачастил к Максютовой. Значит, Грецкий внушал жене, что у него роман с этой дивой. И Насте мог внушать, и слухи по поселку распускать.

– Если теоретически, то говорят, что я не просто так ходил к Алле Сергеевне...

– А как?